Сумерки идолов. Ecce Homo - Фридрих Ницше

Антивагнеровский рикошет нового заглавия — «Götzеndämmerung» как редакторская правка к «Göttеrdammerung» («Сумерки богов» — 4-я часть «Кольца Нибелунгов») — очевиден; уже сама техника исполнения книги вызывающе контрастирует с ее музыкальным двойником: тяжелые и измеряющие слух убранства вагнеровской оркестровки молниеносно атакуются здесь легкой кавалерией интерлюдий и афоризмов. Очевиден и общий антинемецкий пафос книги, образцом которого — на манер Бизе, противопоставленного Вагнеру, — служит на этот раз французское, вплоть до сверхмастерских фокусов стилистики: работать в немецком языке средствами языка французского. Иллюзион засвидетельствован авторской аннотацией еще «Казуса Вагнер»: «В сущности, это сочинение написано почти по-французски — было бы легче перевести его на французский, чем на немецкий…» (Письмо к Г. Брандесу от 13 сентября 1888 г. // Вr. 8, 419–420), — о том же днем раньше в письме к П. Гасту: «Только в этом году я научился писать по-немецки — хочу сказать, по-французски» (Вr. 8, 417), — точнее было бы сказать, по-европейски; во всяком случае именно с «Сумерек идолов» и начинается европейский резонанс философии Ницше, лучше всего запечатленный в первом письме к Ницше Августа Стриндберга: «Без всякого сомнения, Вы дали человечеству самую глубокую книгу, которой оно обладает, и, что не менее важно, Вы имели мужество и, пожалуй, выгоды, чтобы выплюнуть эти великолепные слова в лицо швали (а la figure de la racaille), благодарю Вас!.. И Вы хотите быть переведенным на наш гренландский язык? Отчего не на французский, на английский? Посудите о нашей интеллигенции, когда меня хотели упрятать в больницу из-за моей трагедии, а столь сговорчивому, столь богатому уму, как г-н Брандес, эта выпь большинства заткнула рот! Я заканчиваю все письма к друзьям словами: читайте Ницше! Это мое «Carthago est delenda»! И однако, в момент, когда Вы будете узнаны и поняты, величие Ваше пойдет на убыль и святая отпетая сволочь будет тыкать Вас, как одного из себе подобных. Лучше уж сохранить благородное одиночество и позволить нам, десяти тысячам избранных, пуститься в тайное паломничество к Вашей святыне, дабы черпать из нее на собственный вкус. Сохраним эзотерическое учение, чтобы уберечь его чистым и невредимым, и не станем оглашать его без посредничества преданных конфирмантов, к числу которых я присоединяюсь крестным знамением» (см. переписку Ницше и Стриндберга в кн.: Strecker К. Nietzsche und Strindberg. Mit ihrem Briefwechsel. Münchеn, 1921).

В целом «Сумерки идолов» действительно предстают неким проспектом или конспектом философии Ницше («Это сочинение — моя философия in nucе: радикальное до преступления». Письмо к Г. Брандесу от 20 октября 1888 г. // Вr. 8, 457), философии, in pleno так и не написанной, да и едва ли уже смогшей бы быть написанной при тех трансцендентных темпах, которых только и хватило на «интродукцию». Впрочем, своя логика есть и здесь; если честолюбие автора, сформулированное в этой же книге, заключалось в том, «чтобы сказать в десяти предложениях то, что всякий другой говорит в целой книге, — чего всякий другой не скажет в целой книге», будем считать, что «всяким другим» (во втором, разумеется, смысле) довелось на сей раз стать ему самому и действительно сжать как бы в единый афоризм (а таковым и воспринимаются «Сумерки идолов») содержание целой книги.

Настоящее издание воспроизводит прекрасный и лишь слегка отредактированный перевод Н. Полилова (Ницше Ф. Сумерки идолов, или Как философствуют молотом. СПб., 1907).

История возникновения этой последней книги Ницше и ее подготовки к изданию уже без участия самого автора представляет собою настоящий филологический роман. Хотя сам Ницше и датировал появление книги промежутком от 15 октября (днем своего рождения) до 4 ноября 1888 г., все же работа над текстом продолжалась в течение всего уже столь короткого срока отведенной ему сознательной жизни — последний отрывок, принадлежащий к «Ессe Homo», датирован 2 января, т. е. днем, предшествующим катастрофе. О приведении в порядок всего материала, разумеется, не могло быть уже и речи; этим занялся Архив в лице Э. Фёрстер-Ницше и П. Гаста. В 14-м томе комментариев Kritische Studienausgabe комментарий к «Ессе Homo» занимает без малого 60 страниц убористого петита; воспроизводить этот роман не представляется здесь возможным — достаточно сказать лишь, что по части интриг, скандалов и махинаций он мог бы вполне посоперничать с детективным жанром; читатель найдет здесь и уничтожение неугодных отрывков под предлогом-де их невменяемости, а на деле разоблачительности (философ как бы в предчувствии скорой развязки самым резким образом расквитывался с преследующими его всю жизнь матерью и сестрой), и позорную кампанию, развязанную Э. Фёрстер-Ницше против Ф. Овербека, единственного из друзей Ницше, который противился всяким подлогам (он-де, вывозя из Турина в Базель заболевшего философа, забыл в спешке прихватить с собою рукопись трех следующих за «Антихристом» книг «Переоценки всех ценностей» — книг, заметим это, несуществующих). Как бы ни было, наличие более или менее определенного текста, датированного трехнедельным сроком от 15 октября до 4 ноября, лишало издателей возможности новой фальшивки на манер «Воли к власти». Именно в этом виде рукопись и увидела свет в 1908 г.

Спустя 53 года, в 1961 г., Э. Ф. Подаху путем тщательной работы в Архиве Ницше (помещенном в веймарском архиве Гёте и Шиллера) удалось восстановить полный текст в хронологической последовательности отрывков. Результаты оказались самыми неожиданными: выяснилось, что самой книги просто не существует и что речь идет о серии многочисленных вариантов и параллелей, так и не дождавшихся последней авторской правки и композиции. Тем не менее значимость этой публикации (в цитировавшейся уже книге Подаха «F. Niеtzsches Wеrkе dеs Zusammenbruchs») остается историко-филологической; относительная цельность традиционного издания позволяет все-таки включить это сочинение в раздел книг Ницше, хотя и на самой грани, за которой начинается раздел чернового наследия. Таковым (впрочем, в несколько отличающихся друг от друга списках) оно предстает как в доподаховском издании Шлехты, так и в послеподаховском издании Колли и Монтинари. Таковым публикуется оно и в настоящем издании, воспроизводящем более традиционный список Шлехты.

«Ессе Homo», задуманное как прелюдия к «Антихристу», своего рода паспорт («Выслушайте меня! ибо я такой-то и такой-то») к книге, после которой земля должна была содрогнуться в конвульсиях, уже самим своим заглавием предвещает последний сюрприз снятия маски. Евангельское восклицание Пилата о Христе, не без гримасы выпада приправленное пиндаровским «γένοί οιοζ έσσι μαυών (стань тем, что ты есть), переадресовано здесь самому себе по всем правилам драмы сатиров; если взять за исходную аксиому старое высказывание Иринея о «дьяволе как обезьяне Бога», то поэтика этой книги окажется вся построенной на технике обезьянничанья, т. е. в конце концов столь же невменяемой, как и техника предыдущей книги. Метафора «рупора» (Mundstück), довольно частая в поздних сочинениях Ницше и модернизированная (в «Генеалогии морали») в безвкусный образ «телефона потустороннего», обернулась здесь бумерангом и едва ли не синонимом самого авторства Ницше; каркающее эхо из «Дионисовых дифирамбов»: «Nur Narr! Nur Dichter!» (только глупец! только поэт!), вполне отвечающее еще притязаниям периода «Заратустры», выросло в «Антихристе» и «Ессе Homo» до зловещего и уже опереточного: «Nur Telephon!»…