Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Кннига 3. Сын Ветра - Генри Лайон Олди

— Они кричали что-то про джиннов. Я не разобрала, что именно.

Загорелое лицо доктора было бледным.

— Артур?

— Натху?

Не сговариваясь, они бросились вон из комнаты. В своем нынешнем облике Гюнтер дал бы Регине фору в беге с препятствиями, но доктор, в отличие от него, знала лабиринты посольства назубок. Поэтому Сандерсон, как и подобает кавалеру, пропустил даму вперед. Копыта громко топотали по затертому узорчатому паркету, грозя проломить изящные дощечки. Когда под ноги ложились ковровые дорожки, топот делался заметно глуше. Коридор. Лестница. Холл. Другой коридор. Яростный клич. Треск. Шипение. Еще один вопль, больше похожий на рычание. Да что там творится, черт возьми?!

Они вылетели во двор — и застыли.

Во дворе шла битва.

По двору метался джинн — вихрь раскаленной плазмы. Жаркое пламя его тела ярилось и выло подобно стае волков, идущих по следу. Вне досягаемости волчьих клыков, неотрывно следя за взбесившимся джинном, мелкими шажками скользил по двору, как по льду, темнокожий брамайн, украшенный серьгами из рога антилопы. В ответ на выпады джинна черный трезубец брамайна издавал угрожающий треск. На остриях расцветали пучки колючих голубых искр, готовые слиться в разящую молнию.

«Запрещено убивать джиннов без причины, — вспомнил Гюнтер. — Даже притеснение неверующих джиннов порицаемо и запрещено». Кажется, гуру не читал трудов шейха Абу Аббаса.

— Артур!

Крик Регины джинн пропустил мимо ушей. Джинн был занят. Огненной кометой он взмыл в небо, желая обрушиться... На брамайна, охнул Гюнтер. Нет, не на брамайна. По крутой параболе Артур Зоммерфельд падал на чашу высохшего фонтана. В чаше, треснувшей от сокрушительного удара, запрокинув лицо к мутным небесам, лежал бесчувственный Натху. Могучее тело бессильно обмякло, правая рука свесилась вниз, закатившиеся глаза блестели мутными белками.

— Om! Tryambakam yajāmahe!..

Куда делся Рудра Благой, знаток восьмидесяти четырех тысяч разнообразных асан! Его сменил Рудра Пашупати, Хозяин Зверей, — беспощадный охотник на любую, самую опасную дичь. Горакша-натх прыгнул с места, как леопард, чью шкуру носил. Балансируя, словно балерина в сумасшедшем пируэте, брамайн встал на краю чаши, закрыл собой мальчика, живого или мертвого, воздел трезубец навстречу джинну. Артур извернулся в последний миг, прошел впритирку к смертоносным лезвиям. Его и брамайна поглотил ярящийся костер. В костре кипела смола, черней ночи, черней предательства, — рвала пламя в клочья, расшвыривала в стороны ярко-красными хлопьями, и те угасали на лету.

Не давая врагу опомниться, Горакша-натх снова прыгнул, взлетев над костром, и беркутом, завидевшим добычу, пал на врага. Искря голубой смертью, трезубец устремился к Артуру, сопровождаемый живой, развернувшейся в атаке лентой. Кобра, что служила брамайну поясом, яростно шипела, готовясь вцепиться в джинна ядовитыми клыками.

Джинн вскинул руки.

Навстречу кобре с трезубцем хлестнули два испепеляющих бича. Казалось, даже мраморная статуя обратится в прах, угодив в этот крематорий. Но пламя лишь снесло обоих бойцов с каменной чаши, разбросало в разные стороны. Артура отшвырнуло к кустам самшита, брамайна — к оливе, чья крона вспыхнула от жара. Горакша-натх пошатнулся, но устоял. Кобра раздувала капюшон, разевала пасть; трезубец вибрировал от напряжения — огонь исчезал в змеиной глотке, растекался по остриям, по древку; всасывался, иссякал.

«Баланс, — всплыло в памяти Гюнтера. — Регуляция тонких каналов...»

— Что вы делаете?

— Перераспределяю энергию внутри ауры.

— Натху!

Его сын! Он жив? Мертв?!

Забыв о брамайне и Артуре, кавалер Сандерсон рванул к фонтану. Мигом ранее на его глазах Горакша-натх демонстрировал невероятные возможности своего нового тела. Взгляни Гюнтер на себя со стороны — поразился бы еще раз. Расстояние до фонтана он сожрал, как огонь сухую траву. Вспрыгнул на край чаши, на то место, где мигом раньше стоял брамайн; припал ухом к груди сына, запоздало срывая с мозга намертво въевшиеся блоки защитного периметра.

Так срывают присохшие бинты.

Безумный коктейль ощущений, физических и психических, чуть не свел Гюнтера с ума. Хрип дыхания. Багрово-красная боль. Гулкие удары сердца. Иная боль, черная с прозеленью. Третья: шершавая, занозистая. Толчки крови в сосудах. Страх тоже был, но он прятался на периферии и едва улавливался. Страх тонул в отчаянии, в детской обиде: «Как же так? Почему? Я что, не смог?!»

Жив!

Это главное.

Боль, отметил Гюнтер-невротик. Надо купировать. Срочно! Нет, возразил Гюнтер-медик. Сначала надо определить источник. Найти повреждения. Мы не хирурги, кричал невротик. Не травматологи! Тут нужен профильный врач! По телу, а не по разуму! Зови, согласился Гюнтер-медик. А я пока найду места повреждений. Уж первую-то помощь мы оказать сможем?

— Врача! Скорее!

Крик заполошным эхом отразился от стен. Глупый, жалкий. Но Гюнтер продолжал кричать, скользя внутренним взглядом-зондом вдоль пульсирующих нейронных волокон к очагам болевых ощущений. Артур и Горакша-натх продолжали сражение, следовало поторопиться.

Всплеск пламени.

Промельк черной молнии.

Трезубец со свистом ввинтился в воздух, пышущий зноем. Артур увернулся, но не до конца: левое плечо джинна взорвалось каплями огня. Зарычав, Артур бросился на безоружного врага. Увы, трезубец жил собственной жизнью — опередив Артура, он вернулся в руки брамайна, и джинну пришлось отступить.

— Om! Jaya Maruti jhanaguna sagara jayakapisa...

— Артур! Прекрати немедленно!

Кажется, джинн услышал доктора Ван Фрассен. Он замер, колеблясь, но почти сразу вспыхнул вдвое ярче. Косматый сгусток пламени полетел в брамайна и был остановлен трезубцем, нанизавшись на два острия из трех.

— ...tihuloka ujagara!.. [11]

— Артур!

Спасибо паузе: Гюнтер успел определить очаги боли и идентифицировать повреждения. Нижняя челюсть: перелом. Ребра: две трещины. Ушиб мягких тканей левого плеча, но это ерунда. Локальные ожоги. Сотрясение мозга. Челюсть, ребра — работа для дантиста и хирурга, тут кавалер Сандерсон был бессилен. Что же до сотрясения...

Первое, что он сделал, — погрузил Натху в глубокий сон. Сон при сотрясении — лучшее лекарство. Седативная кси-волна, одно из самых простых и эффективных воздействий. Точечно снимаем остаточную боль. Качаем позитивный эмо-фон, минимизируя последствия. Посттравматическая анизорефлексия? Пройдет со временем, но лучше убрать сейчас. Это несложно, можно заняться параллельно с накачкой фона.

Да где же этот врач, будь он проклят?!

Врача Гюнтер проклял слишком громко, забыв о контакте с сыном. Натху беспокойно заворочался во сне, тихо застонал. В сознание Гюнтера ворвался образ, пришедший от сына: гигант с булавой взмывает в небо и бьется о несокрушимую преграду. Новый взлет. Я! Выше! Лучше! Радость. Предвкушение. Удар. Боль. Миг черноты. И снова: я! Смогу! Разобью! Перед глазами мелькнул исполинский купол. Древняя темно-красная медь. Зеленые потеки окислов похожи на пятна лишайников. Купол пестрит закопченными углублениями. Наверное, в них должны гореть светильники, но сейчас, днем, они погашены.