Кошка души моей - Полина Поплавская

Всю ночь она прислушивалась к шорохам пустой квартиры, радуясь, что миссис Кроули уехала к родственникам в Буффало, и все еще надеясь на появление пакета. Только под утро она заснула душным, давящим сном и не слышала, как вообще не ложившийся Стив, решив на рассвете пройтись по пустынным улицам, обнаружил около двери снежно-белый ломкий конверт, присланный явно не по почте. На конверте странным изысканным почерком была тушью выведена не девичья фамилия Пат, под которой она работала, а его собственная. И Стив взял этот конверт.

Пат неоткуда было узнать, что молодой лейтенант, с военной почтой привезший пакет от доктора Наоэ, попал на потсвиллском аэродроме в грандиозную попойку, устроенную капитаном Метаном по случаю рождения второго сына, и, с трудом протрезвев, оказался в Трентоне только под утро.

Стив долго держал конверт, белизна которого почему-то напомнила ему больницу, в далеко вытянутой вперед руке. Умом он понимал, что теперь, после того, как Пат обманула его в главном, у нее может быть еще тысяча всевозможных обманов и что ему в общем-то, наплевать на них… Но что-то было такое в этом странном почерке, что заставило Стива положить конверт в карман. Уже не возвращаясь домой, он поехал на студию.

До полудня Стив мотался по телецентру, проверяя переоборудованные под сети кабельного вещания аппаратные и встречаясь с представителями других каналов – сегодня в пятнадцать часов он должен был выступить по впервые открывшемуся в Трентоне «кабелю» с небольшой тронной речью. Но он никак не мог сесть и набросать эту речь, ибо конверт, предназначенный Пат, жег ему карман.

Наконец, улучив несколько свободных минут, Стив запер изнутри дверь кабинета и положил конверт перед собой. Но перед тем, как разорвать плотную шелковистую оболочку, он все-таки позвонил домой. К телефону никто не подошел – Пат, измученная бессонной ночью, до сих пор, по-видимому, спала.

И Стив вскрыл конверт. На него пахнуло терпким, неевропейским, будоражащим запахом, и на стол выскользнуло два листка настоящей рисовой бумаги, один побольше, другой – совсем крошечный. Стив подумал и взял тот, что побольше.

Написанное безукоризненным почерком и языком, но явно не англичанином и не американцем, перед ним было интервью с Дзюнко Ямагути. Стив бегло прочитал его и застыл, пораженный и формой и содержанием, но более всего – удивительным проникновением в суть творчества этой великолепной певицы. Такое проникновение – Стив понял это сразу – не могло быть доступно европейской женщине, какой Пат была с ног до головы. «Странно, – подумал Стив, – что она вообще не сказала ни слова о концерте. Да и была ли она там? И если не там, то где?»

И он взял второй листок, пахнущий более резко, словно он был специально чем-то пропитан.

* * *

«Госпожа,

уже миновал час Тигра, а мое сердце все еще уязвлено алой завесой Ваших яшмовых покоев, а язык онемел от прикосновений к отполированным им сводам агатового грота. Бамбук, мой друг и господин, тянется в ночь, и целебные шары кусудама, как в праздник пятого дня пятой луны, источают мускус. Я окунаю лицо в пенистый ручей и не могу утолить жажды»… «Что за чушь!» – мысленно выругался Стив и посмотрел в конец письма, где должна была стоять подпись. Но вместо подписи было написано несколько строчек уже не тушью, а чернилами и более беглым почерком: «Обычай требует немедленно после любовного свидания послать письмо возлюбленной. Вы действительно доставили мне немалое наслаждение, и я в благодарность хочу дать вам совет: любите свое тело и не бойтесь экспериментировать с ним. То, что Вы испытали два дня назад, есть лишь первые шаги в великом искусстве плоти. НК».

Стив медленно опустил листок на стол и откинулся на спинку кресла. Он никогда не был ханжой и сам прошел в жизни через многое – но это… Он не мог поверить, что Пат, открытая, отнюдь не развращенная Пат могла дойти до такого цинизма. Здесь какое-то недоразумение, ошибка. Стив еще раз поглядел на конверт: на нем не было ни адреса, ни почтового штемпеля. Значит, этот НК был здесь? Или кто-то от него? Но кто он? «Боже, чем я занимаюсь, – вдруг вздрогнул Стив. – Вычисляю любовника жены! Стареешь, дружище. Бог с ней, с Пат, теперь мы все равно никогда не станем семьей. Ее можно отпустить, она не пропадет уже нигде. Но письмо? Отдать распечатанным? Мерзко. А, впрочем, не все ли уже равно? Интервью, даже без съемки, слишком хорошо, чтобы не дать ему появиться в эфире».

И уже равнодушно Стив подобрал бумаги, белевшие, как мертвые лепестки, положил их обратно в конверт и пошел в фонотеку проверить, какими песнями Ямагути они располагают на данный момент.

Пат поднималась по непарадной лестнице левого крыла, соединявшей администрацию с техническими службами, и на площадке третьего этажа нос к носу столкнулась с мужем. Ее сразу же поразило его светлое лицо – лицо человека, который долго выполнял какую-то сложную, ответственную и неприятную работу, наконец-то успешно с ней покончил и теперь имеет полное право чувствовать себя свободным…

Он весело и беззаботно чмокнул ее в щеку. Такого поцелуя Пат не получала уже давно.

– Ты что, Стиви?

– Открываем сегодня «кабель». Сколько я с ним провозился! Приходи к трем в первую, я буду толкать там речь! – Стив рассмеялся и, подавая Пат конверт, сказал, не смущаясь и не осуждая: – Вот твое интервью с Ямагути. Как бы там ни было, материал классный, я уже просмотрел. – И предупреждая все вопросы ставшей белее, чем конверт у нее в руках, Пат, поспешил добавить: – Пакет лежал у нашей двери рано утром. Там тебе еще письмо, очень красивое. – Лицо Пат исказила гримаса, в которой Стив без труда прочитал одновременно страх, отвращение, любопытство и возбуждение. – Не переживай так, моя девочка, ты самостоятельный человек и вольна поступать как знаешь. Теперь мы спокойно сможем поговорить о многом. Все в порядке. И не забудь – в три!

Стив побежал вниз, прыгая, как мальчишка, через три ступеньки, а Пат, прижавшись спиной к шершавой бетонной стене, вытащила полупрозрачные листки. Буквы плясали перед ее глазами, но даже в таком состоянии она поняла, что такого интервью с Ямагути ей самой было бы не сделать никогда. Это был настоящий, щедрый подарок. Второй же листок она сразу скомкала, едва взглянув на него. Что этот человек может открыть ей в письме, после того, что открыл своим каменным и гладким, как обточенная морская галька, телом? Теперь она сама будет владеть, или вернее, может это делать – с нее довольно сознания такой власти. Ее даже не слишком взволновало то, что Стив, наверное, прочел письмо до конца.

И, медленно поднявшись к себе в кабинет, Пат с удивлением обнаружила, что из зеркала на нее смотрит лицо с тем же выражением облегчения и свободы, какое она только что видела у мужа. Осознав возможность своей власти над другой половиной человечества, Пат осознала и свое превосходство. Мир стал понятнее и упорядоченней. И Пат рассмеялась прямо в лицо своему отражению.

А через несколько часов, стоя среди других приглашенных, она искренне радовалась за Стива, который в своем светло-сером костюме, сияя загорелым и, несмотря на начинавшие седеть усы, молодым лицом, обращался к тысячам и сотням тысяч людей: «Телевидение должно пробуждать в нас мечты, удовлетворять нашу тоску по прекрасному, увлекать нас в путешествия, превращать в участников событий. Оно должно знакомить нас с настоящей жизнью и великим искусством!»..