Ловушка - Харлан Кобен

— Оуэн работал техспециалистом на дневном телешоу, — пояснил Фил.

— Попробую рассказать так понятно, как умею, — сказал Оуэн. — В цифровых камерах есть параметр «мегапиксели», знаете?

— Да.

— Скажем, вы сделали снимок и выложили его в Сеть. Допустим, четыре на шесть. Чем больше мегапикселей, тем больше файл. В большинстве случаев два пятимегапиксельных кадра одинакового размера будут, грубо, одного и того же «веса», особенно если сняты одной камерой.

— Так.

— То же касается и цифрового видео вроде этих роликов. Дома я смогу поискать следы спецэффектов и прочие подсказки, а тут вижу только размер файлов, который могу поделить на длительность. Короче, при их записи использовались устройства одинакового типа. Это мало что дает — камер с похожими характеристиками сотни и тысячи.

Весь «Клуб отцов» был теперь в полном сборе: рэппер Тенефлай-Норм, Дуг-Теннисный костюм, Оуэн-Слинг и Фил-Галстук власть имущих.

Тенефлай объявил:

— Мы хотим помочь.

— Чем? — спросила Уэнди.

— Докажем, что Фил невиновен.

— Норм… — начал тот.

— Ты наш друг, Фил.

Остальные согласно загудели.

— Просто разреши нам, хорошо? Заняться-то больше нечем — зависаем тут, жалеем себя. Хватит ныть о поражении, давайте сделаем что-то толковое, используем свои умения.

— Я не могу просить вас об этом.

— И не надо. Мы сами хотим. Может, черт возьми, даже больше, чем ты.

Фил промолчал.

— Для начала надо раскопать этот вирусный маркетинг — вдруг узнаем, откуда что взялось. Поищем твоего последнего соседа Кельвина. Понимаешь, у нас у всех дети. Если бы пропала моя дочь, я бы согласился на любую помощь.

— Ладно, — кивнул Фил. И прибавил: — Спасибо.

У любого есть талант — так сказал Тенефлай. «Используем свои умения» — Уэнди встрепенулась от этой фразы. Умения. Каждого из нас тянет к тому, в чем он хорош, разве нет? Уэнди рассматривала скандал глазом журналиста, Норм — маркетингового гуру, Оуэн — объективом камеры…

Провожая ее к двери пару минут спустя, Тенефлай сказал:

— Будем на связи.

— Я бы на вашем месте не винила себя так.

— В каком смысле?

— Все эти разговоры про поражение. — Она кивком показала на ноутбук. — У проигравших не покупают старые банданы по шестьсот долларов.

Тенефлай улыбнулся:

— Внушает, а?

— Да.

Он встал поближе и спросил:

— Хотите небольшой секрет?

— Конечно.

— Покупатель — моя жена. На самом деле изображает сразу двух, которые перебивают друг у друга ставки, — создает видимость хорошего торга. Думает, я не знаю.

— Это лишь доказывает мою правоту.

— Как?

— Когда человека так любит жена, разве его можно назвать неудачником?

Небо над парком «Рингвуд-стейт» потемнело. Марша Макуэйд брела сквозь чащу в нескольких шагах позади Тэда и рассчитывала, что дождь все-таки не пойдет, хотя без слепящего утреннего солнца стало лучше.

Они не увлекались походами и всем тем, что обычно называют вылазками на природу. Раньше (теперь всегда было это «раньше» — чудесный и наивный погибший мирок) Макуэйды больше любили музеи, книжные магазины и ужины в модных ресторанах.

Когда Тэд повернул голову направо, Марша разглядела его профиль и удивилась: они вели самые страшные поиски, какие только можно вообразить, а на красивом лице мужа играла чуть заметная улыбка.

— О чем ты думаешь?

Тэд молча шел дальше и продолжал грустно улыбаться, хотя в глазах, как и все три последних месяца, стояли слезы.

— Помнишь тот ее танец на сцене?

Единственное выступление. Хейли было шесть.

— Последний раз, когда я видела ее в розовом.

— А костюм?

— Такой не забудешь — сказали нарядить сахарной ватой. Странное воспоминание. В смысле она мало походила на саму себя.

— Именно.

— Ты это к чему?

Тэд остановился перед склоном.

— А сам концерт помнишь?

— Да, его устроили в актовом зале.

— Точно. Мы, родители, сидим. Выступление часа на три, и такое скучное, что лишь бы дождаться, когда выпустят твоего. Помню, наша сахарная вата стояла то ли восьмой, то ли девятой из двадцати пяти или тридцати. Наконец выходит. Мы пихаем друг друга локтями, и на несколько секунд меня накрывает абсолютная радость, на душе делается светло. Гляжу на ее личико: недовольная, морщит носик, потому что, сама знаешь, Хейли — она всегда Хейли, все хотела делать безупречно. Каждый шаг точный — ни ритма, ни экспрессии, но не ошибается. Смотрю на это маленькое чудо и только не лопаюсь от счастья.

Тэд взглянул на жену, будто ища подтверждение своим словам. Марша кивнула, и, видимо, в этот самый момент вопреки их страшной миссии на ее лице тоже возникла улыбка.

— Сидишь, — продолжил он, — в глазах слезы, думаешь: ну что за волшебный момент. А потом — вот самое поразительное — смотришь по сторонам и осознаешь: остальные родители чувствуют к своим детям то же самое. То есть это очень понятно, но все равно потрясает. Я никак не могу поверить, что такая мощная волна любви не только у нас, что и другие ее ощущают. А она от этого становится еще сильнее. Гляжу на остальных: улыбки, мокрые глаза, жены берут мужей за руки — молча. Я испытал настоящее благоговение — такое, что… ну, не знаю. Даже подумалось: как так — в одном этом зале столько чистой любви, неужели он вот-вот не взмоет в воздух?

Марша хотела что-то сказать, но не нашла слов. Тэд пожал плечами, встал к ней спиной и пошел вверх по склону.

Наконец Марша проговорила:

— Мне страшно.

Их улыбки растаяли. Небо сделалось темнее. Пролетел вертолет. Тэд протянул руку, помог Марше, и они продолжили поиски дочери.

Два дня спустя на краю парка «Рингвуд-стейт» кинологи нашли неглубокую могилу с телом Хейли Макуэйд.

Все похороны в общем похожи: те же молитвы, выдержки из Библии, слова, которые вроде бы должны утешать, но для постороннего, особенно в таких ситуациях, звучат не то как нелепейшие объяснения, не то как оскорбительные оправдания; с кафедры говорят штампами. Атмосфера зависит лишь от реакции присутствующих.

Похороны Хейли Макуэйд мрачным свинцовым одеялом накрыли район. Несчастье давило, сковывало по рукам и ногам, всыпало в легкие стеклянное крошево так, что дышать становилось мучительно. Люди испытывали боль, однако Уэнди знала: ненадолго. То же чувствовали и после безвременной смерти Джона — опустошительное, все затмевающее горе. Но оно редко посещает друзей, даже самых близких. Гораздо дольше, возможно, навсегда поселяется в семье. Наверное, так и должно быть.