Только в моих объятиях - Джо Гудмэн

— У апачей это время года называется Лицо Призрака.

— Лицо Призрака, — повторила она. Именно так. Солнечное сияние заливало почти безжизненную землю. — Это очень подходящее название для зимы в здешних местах.

— Не совсем для зимы. У индейцев год делится не на четыре, а на шесть сезонов. И сейчас едва-едва успел закончиться сезон Красно-Бурой Земли.

— То есть осень?

— Поздняя осень, — уточнил он. — Приходится быть крайне скрупулезным, если выживание твоего племени зависит от прихотей дикой природы.

— А как называется весна?

— Маленькие Орлята — в марте и апреле, Многие Листья — в мае и июне.

— А как это звучит на языке апачей? — полюбопытствовала Мэри.

Райдер ответил.

Девушка вслушивалась в непривычные звуки, стараясь Уловить ритм и интонацию незнакомой речи.

— А как они называют лето?

— Большие Листья. — Он повторил это на индейском наречии и улыбнулся попытке Мэри повторить трудное для ее языка слово. — Раннюю осень зовут Временем Многих Плодов. Месяц у них — одна луна, а год — один урожай. То есть в одном урожае содержится шесть сезонов и тринадцать лун.

— Как получилось, что вы так много знаете об индейцах, свободно говорите на их языке — но не являетесь одним из них?

Райдер невольно поскреб пятерней в затылке и окинул взглядом дикий пейзаж.

— Я не сказал, что я не один из них, — сказал он.

— Но ведь вы говорили… — недоуменно начала Мэри.

— …что не апачи по крови, — подхватил Райдер, — я стал чихуахуа по собственному выбору.

На этом беседе был положен конец. Множество вопр сов, роившихся в голове у Мэри, так и остались невысказанными. Райдер завязал ей глаза и повел обратно в пещеру, причем обращаясь с ней еще более сурово, чем прежде. Девушка терялась в догадках, что могло вызвать столь резкий ответ. Весь день она пыталась выяснить, чем же так не угодила ему, но всякие попытки завести об этом речь пресекались самым безжалостным образом.

Откуда ей было знать, что во всем виноват тот живой отклик, с которым она встретила откровения Райдера. Под обычной невозмутимой маской скрывалась целая буря чувств, нарушивших душевное равновесие сурового воина. Он ожидал неприятия и даже шока. Ведь именно к такому ответу окружающих он привык — и знал, как с этим бороться. Он знал бы также, как поставить Мэри на место, если бы она принялась смаковать его признания подобно Анне Лей Гамильтон. Но девушка вовсе не собиралась его осуждать. А ведь она вполне могла пересмотреть свое отношение к набегу в каньоне Колтера и участию Райдера в этом злодеянии.

Но у нее и мысли такой не возникало! В ее ясном, рассудительном взоре светилось любопытство, а не осуждение, а прекрасное лицо сохранило ангельскую безмятежность и чистоту. Словом, Мэри Френсис Деннехи оказалась весьма опасной женщиной — несмотря на то что носила монашескую одежду.

В эту ночь, укладываясь спать, Райдер не стал обнимать ее за талию. Мэри тут же почувствовала болезненную нехватку тяжести сильной руки, дарившей ей ощущение уверенности и безопасности. Девушке не хватало того тепла и уюта, которые несли с собой его объятия. Напрасно она твердила себе, что не должна так переживать из-за него, не должна вслушиваться в его дыхание и хриплые невнятные слова, подчас срывавшиеся с его губ во сне. В конце концов, какое ей дело до того, спит он или нет, нравится она ему или нет, перестал ли он обнимать ее оттого, что не доверяет сам себе, или просто ему этого не хочется.

Мэри повернулась к Райдеру лицом. Тот лежал с закрытыми глазами, подложив под щеку ладонь. Лампа горела едва-едва, смутно высвечивая его лицо. Ресницы и брови казались такими же черными, как и длинные густые волосы, стянутые на затылке шнурком. Резкие, хищные черты лица почти не смягчил воображаемый сон. Месяцы, проведенные в заключении, и последние недели под землей сделали его кожу намного бледнее. Но даже теперь он казался более смуглым, чем Мэри. Наверняка он моментально восстановит свои прежний бронзовый загар, как только сможет вернуться на волю, к солнцу и ветру.

— Я знаю, что вы не спите, — сказала Мзри и, не дождавшись ответа, добавила:

— Вот уже тринадцать ночей мы спим на одном ложе. По-моему, я научилась понимать, когда вы спите, а когда нет.

Светло-серые глаза распахнулись. Их взгляд был спокоен, внимателен.

— Я не сомневаюсь, что вы успели этому научиться.

— Верно. А сейчас вы просто не желали обратить на меня внимание. И кое-кто мог бы поддаться на эту уловку.

— Но вы явно не принадлежите к их числу, — с досадой вздохнул Райдер.

— Нет. — И тут Мэри смутилась. Добившись его внимания, она засомневалась, стоило ли это делать. — Не понимаю, отчего вы так сердиты на меня, — промолвила она наконец. — Не понимаю, в чем я провинилась перед вами.

— Я на вас не сержусь.

Мэри пристально всматривалась в его лицо, в непроницаемые серые глаза, думая, что однажды она все же сумела пробиться сквозь эту броню. — Но ведь вы на что-то сердиты. По крайней мере были сердиты весь день.

— И это непременно должно быть связано с вами. — Его замечание выставляло Мэри чрезвычайно самовлюбленной особой, что совершенно не пришлось ей по вкусу.

— А разве не так? — спросила она.

— По-моему, нас двое в этой пещере, — иронически ответил Райдер. — Это могло быть связано и со мной. Вам никогда не приходилось сердиться самой на себя?

— Ну, приходилось, конечно, но…

— Довольно. — Для пущей убедительности он прижал палец к ее губам. — Давайте спать.

— Мне не спится, — выпалила Мэри, как только он убрал палец.

— Вам не спится — или вы не собираетесь спать?

— По-моему, я выразилась достаточно ясно, — сердито выпалила она. — Я не могу заснуть — так же как и вы. — Правда, она не сказала, почему именно, а просто повернулась на другой бок и, поместив руку Райдера себе на талию, приняла то положение, к которому так успела привыкнуть за последние тринадцать ночей.

— Мэри. — В его тоне послышалось предостережение.

— Все в порядке, — ответила она. — Вот теперь мы оба уснем.

Пятнадцатью минутами позже, когда она уже дышала глубоко и ровно, Райдер подумал, что его пленница оказалась права лишь наполовину.

— Что это значит? Вы не желаете его носить? — удивился Райдер. Он только что подал Мэри монашеское платье, но девушка упрямо оттолкнула его от себя подальше.

— Именно, — безапелляционно заявила она.

— Ну, вы же не сможете весь день проходить, завернувшись в одеяло. — По его подсчетам, Мэри уже в четвертый раз поправляла узел у себя на груди, и тот снова грозил распуститься. Они проснулись примерно с час назад. Один неверный шаг — и одеяло может свалиться с ее плеч.