Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

Симаню остановился и одарил одинаково высокомерной улыбкой как собравшийся на площади отданный в его власть народ, так и охранявших его альгарвейцев, собственно, и давших ему эту власть. Скарню помотал головой: на мгновение ему показалось, что он смотрит на свою сестру Красту – настолько знакомым показался этот надменный изгиб губ. Неужели он раньше просто не замечал, сколько высокомерия в ней было? Нет, не может такого быть!

За Симаню следовали альгарвейские охранники и чисто отмытый и принаряженный для такого случая крестьянин. Парень вел за собой в поводу двух коров – одну справную, холеную и тучную, и вторую – престарелую костлявую доходягу.

– Хорошо б узнать, что это за петух такой, – снова зашептал Рауну, – и устроить ему какой приятный подарочек.

– Ладно, разберемся, – мрачно кивнул Скарню. – Этот-то точно подставляет свою задницу рыжикам. Они с Симаню два сапога пара. А коровы здесь зачем? – шепнул он Меркеле на ухо, стараясь, чтобы стоящие вокруг настоящие крестьяне не расслышали – они-то об этом знали с детства.

– Смотри и сам все увидишь, – отмахнулась Меркеля. Сама она тоже еще ни разу не видела этой церемонии – Энкуру правил достаточно долго – но рассказов о том, как это происходит, слышала немало. Скоро Скарню будет знать о народных традициях этого края столько, что любому ученому-этнографу в Приекуле хватило бы на солидную диссертацию.

Симаню встал перед троном – тот был весьма необычной формы и имел два сиденья и одну спинку. Одно сиденье было развернуто на восток, второе – на запад.

– Народ Павилосты! Народ моего графства! – В сладких интонациях голоса молодого правителя таилось яда не меньше, чем в его улыбке. – Ныне принимаю я то, что завещано мне предками!

И он опустился на сиденье, развернутое на запад, в сторону Альгарве. Очевидно, прежде этот акт должен был символизировать, что новый граф принимает на себя защиту своего народа от варваров, в юбках принесших столько горя и бед сперва Каунианской империи, а позже каунианским королевствам. Ныне же, когда вокруг толпились альгарвейцы, этот ритуал выглядел жалкой пародией.

Разряженный крестьянин, так и не отпустивший поводья коров, уселся на второе сиденье – спиной к Симаню. Затем он встал и, описывая широкую дугу, подвел коров к графу.

– Ну вот теперь смотри в оба, – прошептала Меркеля. – Сейчас он должен выбрать тощего быка, а крестьянин даст ему оплеуху. Не сильную, конечно, а так, для виду. Это для того, чтобы показать, что граф принимает власть против своей воли и идет на это только ради счастья своего народа.

Симаню поднялся трона и все с той же деревянной улыбкой вновь обратился к замершей площади:

– Народ Павилосты! Народ моего графства! Мир изменился! Подлые наемники убили моего отца! До сих пор они не понесли заслуженного наказания! Их укрывают у себя гнусные приспешники партизан! Что ж, хорошо! Кто ничего не дает, тот ничего и не получает!

Левой рукой он вырвал у растерявшегося крестьянина повод толстой коровы, а правой с размаху нанес ему такой удар по зубам, что тот с воплем отлетел и упал к подножью трона. Симаню подбоченился, запрокинул голову и звонко, заливчато расхохотался.

В нависшей над главной площадью Павилосты ошеломленной тишине его смех звучал почти непристойно. Крестьяне и горожане не верили своим ушам и глазам: никто и никогда во все времена не смел изменить хоть один шаг в древней церемонии. Они просто онемели, не в силах постигнуть подобного святотатства. Рыжики тоже молчали. Похоже, для них все это было такой же неожиданностью, как и для валмиерцев. Офицеры-альгарвейцы застыли на мгновение с открытыми ртами, а затем разразились бранью. Скарню, на их месте тоже ругался бы: марионетка, которая должна была помочь им управлять завоеванным народом, сорвалась с ниток и взбунтовала народ против себя.

Кто-то запустил в Симаню яблоком, но промазал, и оно разбилось о спинку трона. Толстая корова тут же нагнулась к его остаткам и с аппетитом схрумкала. А из толпы летела уже менее безобидная щебенка. Один из бросков достиг цели: круглый голыш ударил молодого графа в грудь и он завопил громче, чем крестьянин, давеча сбитый им с ног.

А в Симаню летело все больше и больше камней, фруктов и овощей. И большинство из них достигали цели. Граф завопил снова, и к нему бросился командир церемониального караула:

– Идиот несчастный! Зачем ты нарушил ритуал?! Почему не сделал как надо?!

– Они этого не заслужили, – прошипел в ответ Симаню, вытирая кровь с лица. – Силы небесные! Да теперь, когда они на меня напали, они вообще это не заслужили!

– Кретин! Если потакать им в мелочах, они станут послушны во всем. А теперь? – Рыжик обернулся к бушующей толпе и заорал на всю площадь: – Эй, валмиерцы! Немедленно прекратить мятеж и всем разойтись по до… Мам-а-а! – Огромный булыжник ударил его в живот, офицер сложился пополам и рухнул на помост.

– Отличный бросок! – заметил Скарню.

– Благодарю вас, сударь, – хмыкнул Рауну. – Есть еще заряд в наших жезлах!

– А то! – подмигнул Скарню и огляделся. Они стояли достаточно далеко от альгарвейцев, чтобы их можно было запомнить. Набрав полную грудь воздуха, он закричал: – Долой графа-предателя и альгарвейских тиранов!

Меркеля тут же прижалась к нему, закрывая его от рыжиков, и с такой страстью впилась губами в его губы, что он почувствовал во рту привкус крови. Увлекшись поцелуем, он даже не заметил, как толпа, огибая их с двух сторон, ринулась к помосту – громить ненавистных оккупантов и их ставленника.

– Назад! – орал какой-то альгарвейский офицер на валмиерском. – Все назад! Или вам придется пожалеть!

После меткого броска Рауну далеко не каждый отважился бы привлечь к себе внимание. Похоже, парень был не из трусов. Но с разбушевавшейся толпой было уже не сладить: снова полетели камни. Скарню выругался, увидев, что промазал.

– Долой Симаню! – эхом металось по всей площади. – Долой Симаню! Долой всех!

– Огонь! – заорал альгарвейский офицер, стараясь перекричать разъяренных валмиерцев. – Спалить их всех!

Палить – это альгарвейцы умели хорошо. Засевшие на крышах снайперы и солдаты караула направили свои жезлы на толпу, и над площадью забегали вспышки. Кто-то упал, кто-то, ударившись в панику, побежал, не разбирая дороги.

Меркелю с этой бойни пришлось уводить силой. Скарню тащил ее за руку в ближайший переулок, а она, пытаясь вырваться, упиралась:

– Ну пусти! Им еще мало досталось! Я хочу…

– Идем! Я не хочу, чтоб тебя убили! Вот проклятие! – пыхтел Скарню и волок ее дальше. Словно в подтверждение его слов, бежавший следом за ними мужчина вдруг дико закричал и рухнул на месте. – Симаню и альгарвейцы и так нам сегодня здорово помогли. Раньше люди покорно подчинялись им. Но после того, что сегодня произошло, с покорностью покончено. Теперь на борьбу с оккупантами поднимется в пять раз больше народу. Понимаешь ты это?