Нубук - Роман Сенчин

Продолжая постоянно думать и вспоминать о Маринке, я давно уже перестал заходить к ней на работу, зато, бродя по городу, бродя, не замечая где, постоянно оказывался перед ДК Ленсовета. Удивляясь, стоял минуту-другую перед дверью, а потом шел дальше, покупал в одном киоске пива, а в другом — дешевые эротические газетки, садился на укромную скамейку и подолгу разглядывал фотографии голых и полуголых девушек, читал статейки. Ни девушки, ни статейки не возбуждали, а, наоборот, вызывали тошноту… Лишь однажды я почувствовал нечто такое — зависть или скорее ностальгию.

Статья называлась «Оральные радости: секреты профессионалов». В «Секрете втором» говорилось: «Возьмите… ртом и, не сжимая губ вокруг ствола, начните совершать вращающие движения головой… Вращательные движения лучше делать то по часовой стрелке, то против».

Не знаю, так или не совсем так делала это Маринка, но ее ласки подобного рода превращали мой не очень-то большой член в моем воображении во вселенную, в звездную бесконечность. И я летел по ней кружась, вольно раскинув руки и чувствовал вспышки вокруг и внутри себя, сладкие вспышки, от которых хотелось стонать и плакать, и, может, это было то, что называют оргазмом, счастьем, а не просто удовольствие от совокупления… Не знаю, но с другими у меня так не получалось, с другими, после Маринки, становилось даже противно. Может, действительно, чтоб испытать оргазм, нужно нечто сильное, вроде любви…

3

Шеф сидел за столом и, не двигаясь, тупо глядел в лист бумаги. На листе столбик из фамилий и после черточки — сумма.

«Ерохин — 1500

Бобышев — 3000

Рынкевич — 2000»…

В столбике фамилий семь-восемь, а внизу — та польская фирма, у которой Володька брал обувь под реализацию, и имя «Джон». Напротив фирмы — «28 000», напротив Джона — «70 000». Еще ниже — «Итого — 135 000 долларов».

— И не знаешь, от кого чего ждать, — наконец оторвал Володька взгляд от бумажки. — Может, Вадька Ерохин за полторы тысячи шею прогрызет или Боб за три… С этими, — он поставил галочку перед польской фирмой, — можно погодить. У них таких должников по всей Европе… И с Джоном тоже особый разговор…

Положив поверх списка чистый лист, Володька начал составлять новый список. Я стоял за его спиной, наблюдал.

Появляется «Макс — 30 000 (по крайней мере)», затем — «Татьяна — 3500; Стахеев — 2000»… Еще три фамилии и суммы — по полторы тысячи.

— Итого, — считает шеф, — ровно сорокет. М-да… Но Макс отпадает, Татьяна… черт ее знает… Отдала, что могла… Вилы-вилы…

Он был убит, ошарашен, его будто ошпарили крутым кипятком, и в то же время я не верил в искренность его убитости; казалось, вот сейчас он засмеется довольно, скомкает бумажки и бросит в корзину. Потянется, захрустят кости. Он встанет, включит чайник и, подмигнув, объявит: «Все нормально, все путем! Началось, Роман, большое дело!»

Но нет, конечно нет, ведь мне это только кажется, это просто моя самозащита, самообман, чтоб тоже не убиться, не обвариться кипятком несчастья, краха…

Позавчера позвонили из Дубая и сообщили, что тот араб, на которого зарегистрировали представительство, снял деньги со счета в банке и исчез… Вчера весь день Володька висел на телефоне, наговорил с этим Дубаем наверняка кучу денег, а сегодня вот составляет списки, кому должен он, кто должен ему… И вчера и сегодня я рядом с ним, как верный оруженосец, хотя так хочется выйти на улицу и не возвращаться. Тем более — чем я могу помочь? Мое дело — разгрузить, погрузить, смотаться на точку, рассортировать коробки…

— Машина с квартирой вместе потянут в лучшем случае тысяч на двадцать… — полушепотом продолжал соображать Володька, — склад можно пересдать, но это вообще копейки… Да-а, попал так попал…

Издали — стук кулаком в железо двери. Это к нам. Володька дернулся, на лице полудетская растерянность, почти испуг… С полминуты, как обложенные преступники, мы смотрели друг на друга, потом он, очнувшись, велел:

— Открой.

Я направился нехотя, зная, что ничего хорошего пришедший нам не принес, а скорей всего наоборот. И за дверью — Джон.

Они очень друг на друга похожи. Оба одинаково невысоки, ширококостны, крепки в походке, у обоих короткие русые волосы, оба предпочитают темные тона одежды; оба в общении обычно сдержанны, почти сухи… И сейчас, в момент беды, выражение их лиц тоже было схожим — и Джон, как и Володька, ошарашенно-мрачен, убит, шрам на его щеке сделался заметнее, розовее, чем обычно. Движения тоже будто у обваренного — вялые, в каждой мелочи чувствуется усилие. Так и кажется, что вот-вот целые куски мяса начнут отслаиваться, отваливаться от костей…

— Привет. — С невольной брезгливостью и, кажется, даже презрением я посторонился. — Проходи.

Джон тяжело перешагнул через порожек, потопал в офис.

Потом они с Володькой долго и нудно выясняли отношения. Не орали, не бесились, для этого у них, наверно, не было уже энергии, но их как бы спокойный тон пугал больше крика. Я сидел в уголке, пил чай, стараясь не чмокать; хотелось курить, и было страшно встать, пройти по помещеньицу обнаружиться… Волей-неволей приходилось слушать.

— Есть шанс, что его найдут? — вроде совсем равнодушно спрашивал Джон.

Володька таким же голосом отвечал:

— Дали понять: если найдут, тем более с деньгами, то можно считать, что они на нас с неба упали.

— А как это все получилось? Как вот так он мог взять двести с лишним тыщ и уйти?

— Я перевел сумму в один банк, а он должен был снять ее и отнести в другой, буквально через дорогу. Я переводил ведь как физическое лицо, а этот банк принимает только от фирм… С ним был мой человек, и прямо у дверей банка этот… араб прыгнул в машину, и водила тут же рванул. Было все подготовлено. Человек сразу заявил, стали искать…

— Тэк-тэк… В общем, Вэл, я хочу, чтоб ты вернул мои семьдесят тысяч.

— Хм… — Володька на секунду покривил губы. — Я теряю почти в три раза больше… С таким же успехом я мог бы у тебя требовать мои двести.

— Но ты меня втянул в это дерьмо.

— А кто ж знал, что так получится?

Теперь усмехнулся Джон и тоже коротко, картонно:

— Вэл, мы не в детском саду.

— Слушай, я тебя не тянул. Предложил, дал расклад по этому делу, ты согласился. Вложил четверть суммы. Теперь начались напряги — и я у тебя стал крайним. У тебя своя голова есть.

— Да, ты меня убедил, что дело стоит того, что без палева. А получилось, что сразу…

— В любом случае мое положение в три раза хуже твоего. Я должен вон людям почти сорок тысяч, полякам — тридцать.

— Я тоже должен…

— Ладно, в общем-то, ничего пока на сто процентов не ясно. Завтра я лечу туда, буду разбираться на месте.

Джон скептически покачал головой:

— Давай, давай. — Потом вдруг прищурился: — Слушай, а почему у тебя склад пустой? Где товар? Сейчас же самое время торговать. И осень не за горами…