Год маркетолога - Игорь Симонов

– Но тебе же весело было.

– Да, но мне весело, только если тебе не грустно. Когда поняла, что грустно, сразу стало невесело. Все, уходим.

И мы ушли, чтобы еще раз окунуться в нежную сладость ночи, теперь уже последней перед ее отъездом. Ночи, когда мы совсем не спали, потому что рассвет пришел вместе с шумом дождя и неизбежным ответом на неизбежный вопрос.

– Что мы будем делать дальше? – тихо спросил я, проводя пальцем от мочки ее уха, вдоль шеи и плеча и снова повторяя весь несложный маршрут.

– Дождь идет, – сказала Настя. – В Лондоне тоже дождь. И тебя не будет, и дождь. Все сразу плохо.

– Дождь пройдет.

– А ты?

– Скажи мне, Настя, чего бы ты хотела, чтобы я сделал?

– Только то, что ты сам хочешь.

– Я знаю, но все-таки если бы это только от тебя зависело?

– Я бы хотела, чтобы ты хоть чуть-чуть поспал...

– Я серьезно.

Открытое окно впускало в комнату прохладу вместе с шумом пробуждавшегося города. Она натянула на нас покрывало и еще теснее прижалась ко мне: «Я много думала о том, чего же на самом деле хочу, и ничего не придумала, потому что надо хотеть, а не придумывать. Мне очень важно, что ты есть в моей жизни, я знаю, что мы в ближайшее время не можем быть вместе, – у тебя работа, у меня работа... но я бы хотела, чтобы мы виделись всегда, когда выпадают свободные дни, а для этого нужно, чтобы ты этого хотел и чтобы ты был свободен. Наверное, я хочу, чтобы ты был свободен. Из всего, что есть у нас, мне не нравится только то, что ты обманываешь свою жену. И тебе это не нравится. Ты так долго не сможешь, потом немножко начнешь обманывать меня, и это будет уже грустно. Я не хочу, чтобы ты меня обманывал...»

Что я мог ответить этой чудесной девушке, засыпающей на моей груди? Что я должен был ей ответить? Конечно же, что никогда не буду ее обманывать. Но она заснула или сделала вид, что заснула, потому что не ждала от меня никакого ответа. Нечего мне было ей ответить. Через несколько часов мне нужно ехать на работу на обсуждение первой версии бюджета на следующий год, а еще через несколько часов Настя поедет в аэропорт, и мы заранее договорились, что не будет никаких прощаний, потому что совсем скоро мы должны встретиться снова. Я найду повод, чтобы приехать в Лондон, и нам не надо прощаться. Она просила, чтобы я разбудил ее, когда буду уходить, и я разбудил, когда был уже одет, за минуту до того, как выйти, прикоснулся губами к одному глазу, другому. Настя протянула ко мне руки спросонья: «Ты уже?» – «Все, я ушел, любимая, я уже ушел, позвони, когда приземлишься, скоро увидимся».

– Правда?

– Конечно, правда.

Какое имеет значение, верил я в то, что говорил, или нет. Интересно, кто-нибудь проводил исследование, какой процент из общего числа запутанных ситуаций, в которых мы оказываемся в жизни, приходится на супружеские и прочие неверности? Иначе говоря, какой процент приходится на личную жизнь по отношению к профессиональной, социальной, общественной? Есть ощущение, что процент этот будет очень велик. От собственной слабости, от нежелания обидеть близкого человека, от сознания вседозволенности, от того, что эта часть жизни никакими законами, кроме религиозных и моральных, вообще не регламентирована, и по тысяче прочих причин мы обманываем, больше запутываемся, еще больше обманываем и еще больше запутываемся, пока кто-то нас не остановит. Редко этим кем-то бываем мы сами. И это точно был не мой случай.

Я приехал на работу счастливый проведенными с Настей днями и счастливый от того, что она уезжает. С самого начала настроенный на трехдневное счастье, я не был готов к продолжению этих трех дней. И не мог поверить, что Настя была к этому готова. Конечно же, нет. Совершенно замечательная, исключительная девушка, но и совершенно избалованная тем, что понравившиеся игрушки покупаются по первому желанию. В ее модели мира, в той, которую она выстраивала в свободное от съемок время в своей красивой голове, какое было место для меня? «У меня выдается свободный денек или два, и вот мы уже вместе – в Лондоне, Париже, Флоренции, – и все так здорово, и проходит два дня, и каждый возвращается к своим делам, переполненный любовью, которой должно хватить до следующей встречи. Только вот жена там эта немножко мешает, есть такая проблема, так надо ее решить как-то, эту проблему, а то полного счастья не получается. Ну и решай, ведь это твоя проблема. На то ты и мужчина, чтобы решать свои проблемы. А я сама по себе представляюсь достаточным бонусом, чтобы ради него заниматься решением проблем».

Может, так она думала, может, и не совсем так, это ничего не меняло по существу. Вот если бы я сказал ей: «Бросай, на хрен, этот модельный бизнес, режиссуре можно и в Москве учиться, приезжай сюда, поступай в институт, будем жить вместе – квартира у тебя есть»... И так далее, как в анекдоте про дядюшку-миллионера, который, как известно, оглох, а не... Откуда следовал вывод: ради своих чувств мы, может, и готовы жертвовать, но только чувствами же, не допуская их в рациональную область, где по другим совершенно законам развивается наша профессиональная карьера. И, рожденные в эпоху глобального маркетинга, мы следуем в первую очередь его законам, важнейший из которых: предложение рождает спрос. Да, именно так, а не наоборот, как считали до начала этой эпохи. Если у тебя есть продукт и достаточный бюджет для его продвижения – ты всех убедишь, что это тот самый продукт, который им необходим. Представьте, сколько денег мы тратим, покупая то, без чего легко могли бы обойтись, и делаем это только для того, чтобы на одну ступеньку подняться по бесконечной потребительской лестнице, и, освоившись на этой новой ступеньке, уже строим планы на следующую. И недовольную делаем гримасу, когда нам напоминают про времена, когда мы топтались на предыдущей: как можно жить в этих гостиницах, летать этими чартерами (просьба не путать с другими чартерами, которые с нашей ступеньки и не видны еще пока), покупать эту одежду? Да лучше и не напоминайте. Это все в прошлом, а в будущем новая ступенька и, бог даст, совсем уже скоро. Нельзя жить в эпоху глобального маркетинга и не следовать его законам, потому что тогда перестанешь подниматься по ступенькам, что и составляет в конечном счете смысл жизни. Для Насти с ее красотой есть, наверное, другие способы подъема, а для меня нет. А значит, нет и для нас двоих. И поэтому чувства – сердцу, а рациональное – разуму, который вполне себе отдохнул за три дня и готов к обычной повседневной работе. Мне не нужно было посылать своему разуму специальный запрос, потому что разум это и был я настоящий и больше, чем на три дня, ни я его, ни он меня далеко друг друга отпускать не хотели.

Конец июля и август, как известно, в бизнесе время мертвое – так уж повелось, что все отдыхают в августе. Поэтому хитрецы вроде Андрея берут отпуск в июне или в июле, потому что в августе можно ходить на работу не чаще двух раз в неделю, устраивать себе длинные week-end’ы с короткими или дальними поездками, то есть иметь еще один почти отпускной месяц. Но это позволительно только в том случае, если ты начальник, а так в обстановке всеобщей расслабленности градус активности, конечно, снижается, но дела-то недоделанные остаются и немножко отравляют безмятежное существование последнего летнего месяца. Целый год вынашивает природа это лето, а вот уже и нет его, вот уже день не такой долгий, и дожди, и покупать теплую одежду... Но пока еще за окном лето, и я первый раз надолго остался за Андрея хоть и в поредевшем офисе, хоть и с трехдневным выпадением из нормальной жизни, так что теперь самое время наверстывать упущенное и собираться с мыслями к приезду Ирины.