Адвокат-невидимка - Наталья Борохова

Дубровская со всей уверенностью знала, что ей не хочется уходить со сцены, равно как уступать место другим, напористым и беспринципным. И только один вопрос, назойливый и неразрешимый, вертелся у нее в мозгу, пока она следовала по крутой лестнице из подвала суда наверх, на свободу. Неужели нельзя быть хорошим адвокатом, оставаясь при этом порядочным человеком?

Первой свидетельницей обвинения оказалась Аделина, домработница Лещинского. Она вошла в зал как-то боком, неуклюже ступая, явно чувствуя неудобство по причине того, что ее вызвали для допроса в подобном качестве. Но Владимир Иванович, ощущая настроение прислуги, ободряюще кивнул ей и даже улыбнулся, показывая, что не держит на нее зла и даже рад встрече.

– Как долго вы работали у Лещинского? – начал допрос прокурор.

– Что-то около полутора лет, – проговорила женщина. – Может, даже два. Я точно не помню.

– Ну и как вам служба? – поинтересовался обвинитель.

Женщина взглянула на Лещинского, видимо, понимая, что настал момент, когда она сможет отплатить хозяину сторицей за спокойное и сытое существование в его доме.

– Владимир Иванович – хороший человек. Мне грех жаловаться. Зарплату вовремя платил. Был вежливый, аккуратный. Чего мне еще желать? Не верю я тому, что теперь газеты пишут. Не убивал он!

Немиров, сообразив, что защитительный монолог преданной домработницы грозит затянуться, а то и вовсе перерасти в пламенную речь, поспешил перевести беседу в другое русло:

– Ну, ладно, коли так. А что вы скажете по поводу потерпевшей?

– Потерпевшей?! – сморщила нос Аделина. – А шут ее знает, эту потерпевшую. Ну, ходила она к нему. Много их там таких ходит…

Пробурчав последнюю фразу, она испуганно оглянулась на Лещинского. Не сболтнула ли чего лишнего? Но адвокат был спокоен.

– Нас интересует тридцатое апреля сего года, – продолжил прокурор. – Была Гуляева в гостях у Лещинского?

Аделина насупилась и еще больше стала походить на мужчину.

– Кто такая Гуляева? – спросила она.

– Наша потерпевшая! – теряя терпение, рявкнул прокурор. – Так была или нет? Да перестаньте, черт возьми, оглядываться на подсудимого!

– Государственный обвинитель, не поминайте черта, – вклинился судья и, обратившись к свидетельнице, добавил: – А вы не забывайте о том, что несете ответственность за дачу ложных показаний.

Женщина опустила плечи.

– Была, – выдавила она неохотно. – Приперлась к семи часам и собиралась остаться до утра, прости ее, господи!

– В какое время вы ушли домой?

Аделина поморщилась, напрягая память.

– Где-то около полуночи. Хозяин просил приготовить поздний ужин. Вот я и задержалась.

– Отлично, – порадовался прокурор. – К тому времени, как вы уходили, гостья все еще оставалась в доме?

– Куда ж ей деться? – пожала плечами прислуга. – Я же говорила, что она собиралась остаться на ночь. Стыда-то никакого!

– Свидетельница, мы понимаем вашу привязанность к хозяину, но нет нужды подвергать критике моральные качества потерпевшей, – опять вклинился судья. – Гуляева была свободной девушкой, как, впрочем, и подсудимый. Она вольна была распоряжаться своим досугом так, как ей вздумается.

– Понятно, ваша честь! – угрюмо произнесла Аделина, всем своим видом показывая, что не разделяет свободолюбивых взглядов судьи.

– Чем был занят подсудимый в тот момент, когда вы уходили?

– Они поднялись в спальню, а я осталась внизу убрать со стола и вымыть посуду. Конечно, прощаться я не стала. Дело-то интимное!

– Понятно. В какое время вы вернулись в особняк?

– К семи, – мотнула головой Аделина. – Это обычное время, когда я приступаю к своим обязанностям. Адвокат обычно завтракает сам, без прислуги. Я провожаю его до двери и остаюсь одна.

– Что же вы увидели, когда пришли утром?

Домработница непонимающе уставилась на прокурора.

– Да ничего не увидела. Все было, как прежде.

– Так-таки и ничего?

– Правда, ничего. Тишина. Порядок. Все, как оставила вечером.

– А как же в вашем доме появился труп?

– Труп?! Ах, труп! – опомнилась Аделина. – Так об этом я узнала позже. Было уже около девяти, как наверху, там, где расположена спальня, послышалась возня, какой-то шум. Потом выскочил адвокат, страшный, взъерошенный, и, не стесняясь меня, прямо в трусах, ринулся к телефону. Кажется, он звонил врачу. Потом все и завертелось. Приехала «Скорая». Следом за ней милиция. Потом еще куча людей. Пол затоптали и заплевали. Труп унесли, а адвоката забрали. С тех пор я одна…

– Аделина, душа моя! – начал свой допрос Лещинский. – Ты у меня работаешь два года. Много за это время женщин у меня перебывало?

Домработница испуганно взглянула на хозяина, не понимая, какого ответа он от нее ждет.

– Правду говорить? – спросила она настороженно.

– Ну, разумеется, – ответил Лещинский с улыбкой.

Женщина пожала плечами.

– Да много их было. Всех не упомнишь. Но вы-то человек неженатый, я вас никогда лихом не поминала. Вы в своем праве.

– Слышала ли ты когда-нибудь в моем доме крик, ругань, пьяные разборки? Устраивали ли мои женщины сцены?

– Да господь с вами! Ничего подобного не припомню. Все было тихо, мирно, по любви.

– Находила ли ты когда-нибудь в моей спальне плетки? Видела ли кровь на моей одежде или постели?

– Да нет, Владимир Иванович, – осенила себя крестным знамением Аделина. – Вы – хороший мужчина, и вам все эти садистские штучки ни к чему.

– Складывалось впечатление у тебя, что я не удовлетворен женским вниманием? Может быть, остро ощущал потребность в противоположном поле? Готов был накинуться на первую встречную?

– Что это за вопросы, подсудимый, а? – поморщился судья. – Даже если мы не будем брать во внимание их моральный подтекст, все равно получится, что вы требуете от свидетельницы ответа, не основанного на фактах, а только лишь на ее внутренних убеждениях, которые к делу отношения не имеют.

– Ваша честь! Обвинение пытается представить меня каким-то убогим, лишенным женского внимания мужчиной, который изнасиловал девушку, а потом, испугавшись ответственности, задушил ее! – воскликнул подсудимый. – У меня не было в этом надобности!

– Мой хозяин не такой! – заголосила Аделина.

Судья застучал молотком с непрерывностью дятла.

Сторона защиты, наконец, угомонилась.

Подруга потерпевшей, в легком летнем платье с рассыпанными по полю алыми маками, была взволнована, вспоминая последние месяцы жизни Марины Гуляевой.