Слеза Евы - Елена Дорош

Тело для захоронения им выдали через три дня, но и за это короткое время Мотя сумела все организовать в лучшем виде. Вечером после похорон и поминок Глафира сунулась было с благодарностью, но Мотя так посмотрела на нее, что она сразу заткнулась.

– Не замолить грех, – сурово сказала та и ушла в спальню.

Глафира легла на диване в гостиной и накрылась пледом с головой.

– Царю Небесный, Утешителю, душе истины, иже везде сый и вся исполняя, сокровище благих и жизни Подателю, – доносилось до нее из-за двери.

Глафира закрыла глаза и мгновенно куда-то провалилась. Но и там, в плотном тумане, лишенном света, она вторила голосу, произносящему:

– Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны и спаси, Боже, души наша.

Пошатавшись по Парижу, Мягги решил, что городок так, ничего себе. Немного на Питер похож, только улицы грязнее.

Он прошелся по набережной мимо сада Тюильри, Лувра и острова Сите с обгоревшим Нотр-Дамом, полюбовался на горгулий, свернул влево и через несколько минут натолкнулся на очень красивое здание. Взыграло любопытство, он подошел к охраннику у входа, и тот объяснил, что это известный Отель-де-Виль, раньше здесь была ратуша, а теперь располагается мэрия. Глубокомысленно покивав, Тобик вернулся к Сене, перешел ее по мосту, который идиоты всего мира увешали замками – иногда просто пудовыми, – и двинулся вдоль реки к торчащей посреди города Эйфелевой башне. Наверх он не полез – не хотелось толкаться среди потных нищебродов – и улегся на травушке, лениво рассматривая сверкающие золотом купола Дома инвалидов.

Все-таки Париж – уютное местечко. Ну где еще богатый человек может вот так запросто завалиться на землю посреди города и лежать себе, глядя в небо и покусывая пыльную травинку? Может, действительно, плюнуть на этот Нью-Йорк – чего он там не видел – да осесть тут? И вообще! Эти америкосы с их выпиленными из фанеры улыбками просто бесят нормального человека! С другой стороны, Париж чересчур театрален. На декорации похож. Нет, если оседать, так в Лондоне, где сам черт ногу сломит. Все российские страдальцы любят этот город и давно потихоньку прикупили там недвижимость. Интересно, а смог там все еще есть? Или глобальное потепление давно высушило туманный Альбион?

Он перевернулся на живот и уставился вдаль сквозь растопыренные ноги уродливой металлической дуры.

Тобиас понимал, что все эти думы пустые, но всерьез он думать боялся, потому что делать это надо было гораздо раньше. До того, как все началось. Мягги всегда гордился своей чуйкой. Именно она всегда подсказывала, куда можно сунуться, а на что лучше плюнуть и обойти стороной, даже если при этом он упустит ощутимую выгоду. Потому и продержался так долго на плаву, что всегда верил своему чутью.

И в этот раз все было точно так же. На первый взгляд. Бесценный раритет сам шел к нему в руки, и надо быть совсем уж ходячей флегмой, чтобы отказаться от такой добычи. Между ним и реликвией стояли две наивные бабы, божий одуванчик в очках и тупой жадный молокосос. Детская игра. Просто хватай и беги!

Хватать он не стал, а по своему обычаю все продумал, хотя в этот раз и не до мелочей. Времени было в обрез. В любой момент письмо и серьга могли уплыть в какое-нибудь надежное хранилище, а грабить банковские ячейки или академии наук – не его профиль.

Нестыковки начались с самого начала. Пустоглазый – старый козел – два раза посетил профессорский кабинет и не нашел того, что нужно. Смешно сказать: именно потому, что никто ничего не прятал! Тогда к делу пришлось привлечь прыщавого недоноска, и расчет оказался верным. Этот Стасик довольно борзо сработал и принес в зубах серьгу. Половина сокровища была в кармане. А все потому, что он все сделал сам: сразу угадал слабое место, грамотно выстроил разговор, и вуаля – сережечка наша!

Казалось, еще одно небольшое усилие, и все! Поручить это племянничку он уже не мог! Понимал, что второй раз такой фокус не прокатит, поэтому… Черт! Ведь надо же было Пустоглазому так напортачить! Как специально! Чтобы вор такой квалификации дважды прокололся! Первый раз не увидел то, что лежало прямо перед носом, а второй – влетел в мокрое дело! Нет, Пустоглазого надо списывать! Иначе жди беды! И так уже почти вляпались!

Тобик встал, отряхнулся и, зло плюнув, пошел в сторону моста, который, как он слышал, назвали в честь какого-то из русских царей. Через него лежал путь к Елисейским Полям, он их еще не видел, а надо бы посмотреть.

Следовало сразу разобраться с Пустоглазым. Но торопился, хотел поскорее выбраться из России. Передать реликвии новому хозяину нужно было без посредников. К тому же тихо, чтобы не пронюхали партнеры в России. Старшие товарищи, так сказать. А то, чего доброго, пришлось бы делиться. И все вроде срослось. Покупатель оказался не липовый, прямой потомок, поэтому своей заинтересованности не скрывал. Аж затрясся, когда увидел эту серьгу. Казалось, сейчас в обморок хлопнется от восхищения. Обошлось. Рассчитался на месте. Часть отдал наличными – что всегда приятно, – а остальное ушло на очень надежный счетик, о котором можно было не беспокоиться.

Теперь он жалел о своей торопливости. Надо было закрыть Пустоглазого и тогда уж ехать. Жадность, как известно, фраера сгубила. Хотя тут как посмотреть. Не выскочи он именно той ночью, кто знает, что случилось бы потом.

Нет, Тобик все сделал правильно. Надо было действовать быстро, а с Пустоглазым он разберется сразу, как вернется в родные пенаты.

А вернуться придется.

Он ведь не всерьез сказал тогда Ирке, что собирается перебраться за границу. Просто решил, что пора обрубать концы и отделаться от любовницы как можно скорее. Не только от Пустоглазого, но и от нее к нему тянулись ниточки. Именно от Ирки он впервые услышал о письме Пушкина, а потом закрутилось и все остальное. Ее идиотская идея шикарно отпраздновать день рождения подруги пришлась кстати. Тобик даже захохотал про себя, когда она стала приставать с воздушным шаром и пикником на природе! А он-то мучился, как подобраться к этой Глафире! Какие же бабы все-таки дуры! Сама подвела подругу под монастырь и даже не заметила! А уж разговорить захмелевшую симпатяшку было проще простого. Небось французского шампанского сроду не пивала! А оно такое! С него у всех языки развязываются! Впрочем, Глафира ничего скрывать и не собиралась. Небось даже не подозревала, что в мире существуют такие нехорошие люди, которые не постесняются воспользоваться информацией об открытии в корыстных целях!

Воспоминания о Глафире развеселили его, и к площади, посреди которой торчала Триумфальная арка, он вышел с улыбкой на лице. Какая-то носатая низкорослая француженка, взглянув на него, улыбнулась в ответ. Страхолюдина, а туда же! Скалится еще! Куда тебе против наших девок! Ни сисек, ни ножек и одета, как монашка, во все черное! Вот Ирка, та была королева!

Он впервые подумал о любовнице в прошедшем времени, и это снова вернуло его в тревожное состояние, преследовавшее с самого утра. Он потому и прогуляться решил. Хотел настроение поправить. Не получается.