Никто и звать никак - Полина Ром

Только одна кибитка была без малышни — три молодые пары, бездетные, но все — хмурые.

Это те, у кого родители погибли и все родные. Они решили искать лучшей доли.

Земли здесь стоили дорого, крестьяне своих почти никогда не имели. Брали в аренду у господина. И не все высокородные владельцы земель выставляли нормальные условия. Некоторые ломили цену так, что крестьяне предпочитали сниматься с места, обжитого еще родителями и искать другое. Особенно часто цену драли безмозглые наследники. Вот и эти, что после пожара стронулись с места, попали под руку такого молодого высокородного. Не захотел он терпеливо ждать оплаты на следующий год. Урожай на корню перешел в его пользование, а семьи будут устраиваться в других местах. Говорят, как раз возле Лагиро есть земли, дают год на обустройство без арендной платы. Ну, значит, там и обоснуются.

Еще одна господская коляска была занята купеческой парой. Визгливой наряженной сверх меры дамой, без конца шпынявшей служанку и её молчаливым, тихим мужем. Они ехали почти без багажа, к родственникам.

Охраняли караван военные. Гильдия вольных солдат заключала договор с купцами. Вносился аванс в столице. Окончательный расчет они получают в месте прибытия.

На солдатах были тяжелые кожаные одежки, что-то вроде безрукавок, с нашитыми металлическими пластинами. Капитан — достаточно молодой, чуть сонный парень, с обезображенным шрамом лицом. Но слушались его — беспрекословно. У солдат была своя телега, в которой ехала пожилая пышная матрона. Обращались к ней — тётка Фая. Эта тётка готовила на привале каши, кормила вояк и гоняла их в хвост и гриву. Слушались её не меньше капитана.

На ночь мы устраивались в нашей коляске.

Ригер просто поднимал кожаную крышу. Она крепилась на каких-то хитрых обручах. Вся эта конструкция совсем не плохо защищала от дождя, хотя местами немного подмокала. В основном, там, где были швы. Серьезный ливень она, конечно, не выдержит. Возница с нами особо не общался. Хмурый, неразговорчивый мужик кормил коней, чистил и выхаживал их и сразу же уходил к солдатскому костру.

К счастью, серьезных дождей просто не было — середина лета, самая жара. А те моросящие осадки по ночам только давали свежесть и прибивали дорожную пыль.

Дневных остановок не предполагалось. Просыпались с первыми лучами солнца, быстрый завтрак и в путь. А вот ночлеги обустраивались основательно. Рядом обязательно была проточная вода, костровые места все были оборудованы — выложены камнем, а местами, даже приподняты над землей. Особенно мне понравилось, как решалась проблема туалета. На каждом привале по обе стороны дороги солдаты рыли две небольшие ямки. Девочки — налево, мальчики, соответственно — направо. Утром ямки снова засыпали землей. Ну, вполне здравое решение, иначе вдоль дороги пахло бы, как у выгребной ямы.

Нам с Ригером не всегда хватало места под отдельный костер — мы прилепились к каравану последние. Ригеру пришлось договариваться уже не только с купцами, которым платят за место в толпе, но и с капитаном вояк. Вышло это немного дороже. Но Ригер сказал:

— Не волнуйся, Калина. За то оружие, которое мы привезли, дали вполне приличную цену. Хватит на дорогу до места.

Ну, и потом, у нас же еще были кольца из клада.

Но вечерами иногда приходилось ждать, особенно, если кострище выделялось на две-три семьи.

Они пытались сперва пропустить нас вперед, все же мы — явно высокородные, лучше не связываться, но, видя такое количество детей, я решила, что мы можем и потерпеть, пока они сварят себе. Так что сразу после команды «привал» я шла и искала, где можно обмыться.

Я старалась отходить подальше от того места, где набирали воду. В лесах полно было ручейков и родников, поэтому проблем особых и не было. Мыться по-настоящему было невозможно, потому у меня было узкое и длинное полотенце и небольшой медный ковшичек с длинной деревянной ручкой. Я набирала воды и просто обтиралась влажным полотенцем. А если находилось озерцо с прогретой водой — тогда обливалась из ковша. На такие процедуры уходило до часа времени, но вставали мы на постой всегда в самом начале сумерек, чтобы отдохнули и кони, и люди, чтобы успели сварить горячую пищу, потому страшно мне не было. Ригер обычно слегка ворчал и требовал, чтобы я далеко не уходила. Но мыться при нем я стеснялась и шипела изо всех сил, так что он, хоть и неохотно, но отпускал меня. Да и гомон людей был отлично слышен — далеко я не уходила.

В этот раз мне повезло, я нашла озеро с теплой водой. Достаточно глубокое, чтобы рискнуть вымыться полностью. Я с удовольствием намылилась, смыла дорожную пыль и пот, промыла волосы и даже успела обсохнуть. Волосы я теперь собирала в один хвост на затылке и сворачивала вокруг шерстяного моточка что-то вроде классической «улитки». Выглядело вполне обычно.

Дорогу назад я помнила прекрасно, тем более что хотя первый гомон уже стих, но костры в сгущающихся сумерках было прекрасно видно. Так что я знала, куда иду. Тем неожиданнее было выйти к развалинам деревянной избы…

Довольно странная конструкция с разломанной крышей и двумя дверями. Точнее — двумя проемами. Этакий сквозной проход в коробке из бревен. Рядом располагались прогнившие и рухнувшие сараюшки, сквозь дырявую крышу проросли молодые деревца…

Что меня понесло внутрь — я и сама не могу объяснить. Скорее всего — обычное любопытство. Тропинка к дому и небольшой участок земли у входа были когда-то так вытоптаны, а местами еще и выложены камнем, что трава не росла и по сию пору.

Внутри я ждала, пока глаза привыкнут к полумраку, оглядывалась. Вот сгнивший стол и сломанная лавка. Даже странно, что ее на дрова не утащили. Вот треснувшая печь-камин, её труба проходит через крышу, рядом — тонкий и бледный ствол дерева. Как и дотянулось то до дыры… И тишина вокруг — даже голоса со стоянки не доносятся.

Тем интереснее оказался разговор, который я услышала.

— Вот здесь и жди, он сам придет. Можешь даже поспать. Главное — на глаза не показывайся. Отдашь ему и слово в слово запомни, что скажет.

— А ты?

— А я ко второму пойду — засмеялся голос. — Негоже с одним шансом рисковать!

Говорили прямо возле окна. Я даже видела макушку одного из собеседников. Вот он, тот, чья макушка видна была в разломе окна, и ушел. Второй немного походил вдоль длинной боковой стены и, очевидно, выбрав место, улегся.

Разговор мне не понравился. Совсем. Почему это — «на глаза не показывайся»? Кому не показывайся? Охране?

Но стоять и ждать, когда «он сам придет» я не могла — Ригер обязательно пойдет меня искать. Медленно-медленно, стараясь не дышать, я прошла мимо окна, очень внимательно следила, куда ставлю ногу… Вышла я через другой проем, подальше от первого. И так же медленно, не торопясь и не шумя пошла через полянку. Здесь, когда-то, похоже был огород. Заросли травы были выше пояса. Я оглянулась — видно. Видно, что кто-то прошел и смял траву. Но уже опускаются сумерки. Если тот, кто лег ждать, не будет делать обход, он не заметит, что в доме были люди. А к утру и совсем будет невидно…