А ну иди сюда, Петров! - Иринья Коняева

Я закрыла лицо руками и засмеялась. Нет. Заржала. Слёзы текли по не накрашенным на этот раз щекам (я молодец!), всё тело содрогалось от истерического смеха. Вот ведь романтик!

Не стоит, наверное, ему рассказывать, что деньги – самое грязное, что есть на планете. Притом не в переносном смысле.

– Чего ржёшь? Я старался как-то найти компромисс, – пояснил Вася свою позицию.

– Да я поняла, поняла, – рыдая, произнесла из-под ладоней.

– Харэ ржать! У нас тут вообще-то романтика. Эль.

– Сейчас. Ещё минуточку. Мне нужно настроиться… на романтику, – всхлипнула я и вновь захохотала.

– Эля, я тебе сейчас реально надаю по жопе. Не порть момент.

Я почти сразу перестала смеяться и изогнулась так, чтобы моя едва прикрытая кружевом красивая часть тела торчала торчком и всячески привлекала его внимание.

– Да, это то, что нужно. Так и замри, – одобрил Петров.

– Я чего-то не поняла. Ты будешь меня шлепать или только грозиться? – недовольно поторопила я.

Игры в плохую девочку с недавних пор жутко меня заводят, и я не желаю тянуть с обещанным кайфом. Даже отложила в сторону мысль про пошлятину на моей кровати. Хочет кувыркаться в деньгах – пожалуйста. Может, и я оценю. Только давай уж, начинай!

– Подожди, это ещё не всё.

У-у-у, как всё запущено. С шумом выдохнула.

– Ну ладно, что там?

Я обернулась, села на коленях посреди денег и цветов, размышляя, насколько уместно будет, если я попрошу его сфотографировать меня на память в таком виде.

– Тебя сфотографировать? – словно прочитал мои мысли Василий.

– Разумеется! Спрашиваешь!

Две минуты фотосессии, а я чувствую, что мой мужчина напряжён. Взволнован. Чуточку мрачен.

– Вась, всё нормально? Не злись на меня, пожалуйста. Ты ведь знаешь, какой у меня характер. Ну не могу я по-другому. Я ведь с тобой не из-за денег, потому и разгневалась.

– Знаю. Знаю и ценю. Собственно, я тут кое о чём подумал, пока бесился. Как ты себе вообще представляла жизнь без меня? Вот ушёл я – и что, Эль?

О, кажется, у нас вырисовывается гадкая традиция в отношениях – вместо бурного секса трындеть.

Ладно. До Нового Года пятнадцать минут, а я полуголая, в деньгах и цветах, рядом с любимым мужчиной. Фиг с ним, поговорим. Год пройдёт неплохо в любом случае. Главное – не поругаться ещё раз.

– Я… я не хочу об этом даже думать, Вась. Представлять не хочу. Верить не хочу, – произнесла откровенно. – Ты просто не можешь уйти из моей жизни.

– Вот я тоже подумал… Как это – жить без тебя. Не приходить вечером, не целовать, не шлёпать тебя по шикарной заднице.

Его глаза потемнели, и я ободряюще улыбнулась.

– Ужасно, да?

– Катастрофично! – подтвердил он и взял меня за руку, сел рядом.

Наверное, мы смотрелись весьма забавно: я в чулках и трусиках, он в полурасстёгнутых штанах.

– Я рада, что ты вернулся.

– Я не просто вернулся. Я решил, что нам пора прекратить играть в эти нелепые игры.

Сердце тревожно замерло. Что он имеет в виду?!

Эля-паникёрша тут же представила, что Вася уходит, прощаясь навсегда. Хотя здравый смысл пытался докричаться, объяснить, что не может такого быть, всё идёт вовсе не к этому.

Не знаю, что за ужас был нарисован на моём лице, но Вася резко притянул меня к себе и поцеловал. Страстно, яростно, чуточку грубо. Так, как я люблю.

Я вся распласталась по нему, растеклась, прилипла. До чего хорошо, когда он рядом. Сидела бы так вечность.

Однако он отстранился, достал из кармана небольшой футляр, деловито открыл… и, не дав мне полюбоваться кольцом, достал его и надел на мой безымянный палец.

– Инна Евгеньевна с девочками высчитала, что нам надо жениться четырнадцатого января, – неожиданно произнёс Вася. – Я договорился. Это Старый Новый Год – мне кажется, идеальная для нас дата. Мы старые друзья, у нас новые отношения и вообще вся жизнь впереди новая.

А я всё сидела и смотрела на колечко. С огромным таким бриллиантом. Как после вывода десяти миллионов на кольцо-то хватило?

– Что? – очнулась я внезапно. – Инна Евгеньевна? Свадьба?

– Ну да. А что, ты против?

Эля, держи себя в руках. Не бесись. Это ведь то, чего ты хотела, просто в стиле Петрова! Фиг с ним, с романтическим предложением. Главное, результат. И вообще – ты сидишь на десяти лимонах и в цветах, чем тебе не романтика?

– Да нет, я за. Но только с брачным договором. Чтобы никто не думал, что я покушаюсь на твои автомойки и магазины. Ну и моё чтобы осталось при мне. А ещё, чтобы там был пункт об изменах, – затарахтела я довольно. – Учитывая, как ты разбрасываешься миллионами направо и налево, надо хорошо подумать, что туда написать, чтобы у тебя и мысли такой не было!

– Эля! – расхохотался Петров. – Ты чудо.

– Я ревнивое чудо и собственница. Точь-в-точь как ты! Так что не расслабляйся.

– Кошмар.

– Ничего не знаю. Назвался женихом, полезай в семейные узы, – обрадовала я с довольной улыбочкой. – А эти денежки, – обвела взглядом хрустящие симпатичные купюры, – положим на счёт ребёнка, когда он появится.

– Ладно, – согласился Петров. – Пусть будет так. Но до рождения сына они будут лежать на твоём счету. Я дал слово – я сдержал. Не беси меня спорами в этом случае.

– Я не против.

– Кто-то час назад наорал на меня, а теперь, выходит, всё изменилось? – Петров выгнул бровь и чмокнул меня в кончик носа.

– Теперь я имею право на твои денежки. Нет! – воскликнула я радостно. – На наши денежки.

– А как же брачный контракт? – не понял всей глубины женской логики Василий.

– Нет, ну ты не путай белое с горьким. Бизнесы по отдельности, а денежки как у всех. Девочки зарабатывают себе на шпильки, а мальчики – на семью.

Я похлопала ресницами и сделала невинный-невинный вид.

– Эля, я тебя люблю.

– Как друга? – уточнила я, помрачнев.

Казалось бы, взрослая, состоявшаяся женщина, должна сама понимать, что за мужчину говорят его поступки – и поступки Петрова просто орут: «Я люблю тебя, Эля». А всё равно грызёт сомнение, хочется вербального подтверждения. И не одного. Ну или одного, но каждый час!

– По-всякому. И так, как тебе хочется, тоже люблю, – сообщил Василий, опрокинув меня на спину.

В телевизоре зазвучал голос президента, подводя итоги уходящего года; за окном начали взрываться фейерверки самых нетерпеливых гуляющих. Мы же лежали лицом к лицу и паясничали.

– …войдём… ах… в новый две тысячи двадцатый год… ах…