Рецепт на тот свет - Далия Трускиновская

— Говорят же, не встревай! — Текуса пихнула локтем сидевшего рядом с ней Демьяна, но это была не злость, а, как понял Маликульмульк, простонародное кокетство. — Они взяли у меня мешок и спросили сена. А я сама корову не держу, я молоко у Кривой Дарты беру, у меня куры и поросенок с весны — нельзя ж на зиму без мяса остаться. Я им говорю: можно взять сена у Кривой Дарты, но ей придется хоть немного заплатить. Они мне: вот копейка, столько хватит, а скажи, будто берешь для себя. Ну, думаю, дело нечисто. Слово за слово — а они какую-то беглую приютили. У нас-то тут беглые не переводятся… Иной на шведском корабле уплывал, теперь вот могут и на английском. Та баба пришла с лелюхинским обозом, чуть на ногах держалась. И, с чего — неведомо, от обозных мужиков сбежала. Мои-то благодетельницы ее изловили, когда она сквозь какую-то щель в заборе на фабричный задний двор вылезла да на фабрику вломилась. А там как раз Меланья с Федорой прибирались, вот они ее Христа ради и спрятали у себя. В избу нельзя, там мужики, а та баба пугливая. Додумались завести ее на фабричный чердак, благо туда не каждый день лазят. Ну и стали обустраивать, сенник ей сеном набили, кувшин с водой поставили, тулупом укрыли, у нее-то одежонка худая.

— Это та ваша Анна и есть? — уточнил Демьян.

— Та самая, — согласился Маликульмульк. — Ты говори, голубушка, говори.

— Скажи, долго ли она там пробыла! — подсказал сбитенщик.

— Без тебя знаю! Пробыла она там недолго и ушла так же, как пришла, неведомо куда и никому не сказавшись. Отогрелась, подкормилась — и хвост трубой! — неодобрительно сказала Текуса. — Чего с беглых взять… уж коли кто кинулся в бега, так не остановить… Хорошо хоть, тулуп не унесла! А может, спугнули, может, кто-то за ней приехал…

Маликульмульк, совсем размякший от чудного сбитня, даже дернулся — этого еще недоставало, чтобы за Анной погнался кто-то из клевретов графини де Гаше!

— Та беглая баба сгинула, видать, поздно вечером, куда-то перебежала. Утром ее уж не было. А ночью в легкой одежонке да в потемках что ж по снегу и по льду мыкаться? — спросила Текуса. — А в тот вечер я приходила в трактир увидеть нашего Ольхового Мартынку и сказать ему, что у перевозчиков была драка, одного, Петрушку, чуть не до смерти зашибли, а пили в одном из моих домишек, они, мерзавцы, там дверь с петель сняли! Коли к квартальному пойду, он мне ни гроша не даст, а Мартынка, вишь, соленого сала кусок отрезал препорядочный, будет чем кашу девкам заправлять. Вечером в трактир народу много, я проскочила — да по стеночке, по стеночке, замужней женщине там быть нехорошо, сразу пойдут языками трепать! И вижу — сидит в уголочке Щербатый…

— Что за Щербатый? — спросил Маликульмульк. — Ну-ка сказывай.

— А что сказывать… — вместо Текусы ответил Демьян. — Сам Егорий Семеныч на фабрике не каждый день бывает, а заправляет там мастер, тот, что вроде немца, как бишь его… бабы Щербатым меж собой кличут, у него зубов спереди недостает… Яков Иванович??? Сдается, так…

Маликульмульк знал занятную русскую привычку переделывать немецкие имена на свой лад. Из Фридриха обыкновенно делают Федора, из Георга — Юрия, из Иоганна, естественно, Ивана, разве что Карла никак не удалось обстругать и приспособить.

— Сидит, значит, Щербатый, совсем в угол забился, — продолжала Текуса, — а с ним — человек в шапке и большой епанче. В трактире-то шапки снимают, а этот — нет, еще пуще нахлобучил, и о чем-то они со Щербатым совещаются. Щербатый то кивает, то башкой мотает, наконец кинулся прочь, не заплативши! А тот, в епанче, следом!

— А дальше что? — Маликульмульк так забеспокоился, что даже зад его сам приподнялся над скамейкой.

— Так и ушли. А я Ольхового отозвала, вышла с ним в сени, пошептались мы, он мне сала принес — и все. Вот я думаю — может, Щербатый знал, что бабу на чердаке прячут? Может, с тем, в епанче, о деньгах сговориться не мог?

— А тот, в епанче, каков собой? — спросил Маликульмульк. — Высок, низок? Стар, молод?

— Каков? Да никаков — говорю ж тебе, барин, что из-под шапки один рябой нос торчал. А по носу ведь не скажешь — мал, велик, стар, молод. Разве что мы, бабы… — и тут она, фыркнув, засмеялась.

— А не отправились ли они в сторону фабрики?

— Так кабы я знала! Я бы следом побежала! — воскликнула Текуса. — Демьян Анисимович лишь через день после того ко мне пришел — надо-де богатому барину услужить.

Маликульмульк вздохнул и насупился.

— Вот что красавица наша разведала про беглую Анну, — с некоторой гордостью завершил Демьян. — А ваше сиятельство я, сами понимаете, по другой причине на остров привел. И опять же — Текуса подсказала. Давай, сказывай!

— Я через баб знаю многое, что на фабрике делается. Когда Егория Семеныча увезли, Щербатый им сказал — это ненадолго, все разъяснится, работайте, как работали. И вдруг сегодня всех по домам разогнал — отдыхайте, говорит. А он и раньше такое проделывал — хозяин уедет, а он вдруг всех по домам гонит. Наутро, говорит, приходите. Они придут, а там в чанах — недохватка. То бишь сам он приходил и бальзам смешивал, а потом уносил. А хозяина нет, сразу жаловаться не побежишь. А потом как-то оно забывается… да и ссориться со Щербатым никто не хочет, кабы вольные были — другое дело… поссоришься, и домой тебя отошлют, и сиди там в избе с тараканами, перебивайся с хлеба на квас! Тут-то им хорошо!

— То бишь этой ночью Щербатый собрался с фабрики вывезти бальзам? — вдруг Маликульмульк понял, какую пользу можно из этого извлечь.

— Да, да! — закричал Демьян.

— А что ж ты экивоками говорил? Прямо бы сказал!

— Мы в крепости были, там куды ни плюнь — аптека. А подслушают, а донесут? И все дельце наше — прахом!

— А потом? Что ж ты потом молчал? На реке?

— А потом — забыл… Думал, вам важнее всего — отыскать ту беглую Анну…

— Ладно, Бог с тобой, — сказал Маликульмульк, потому что он, шагая по санной колее вслед за Демьяном, и сам как-то вдруг позабыл о странных намеках сбитенщика, которыми тот выманил его из крепости, а думал именно об Анне Дивовой. — Надобно, значит, поглядеть, куда ваш Щербатый денет украденный бальзам. Отправит он его в ту же Митаву и далее, или… или хоть что-то прояснится в этом запутанном деле о бальзамном рецепте…

Бальзамную фабрику покойный Лелюхин выстроил на славу — и даже крыши двух домов, ее составлявших, были черепичные. Текуса привела Демьяна с Маликульмульком к длинному высокому забору, показала, с которой стороны избы работников, где улица, как можно подъехать к фабрике на санях.

Доски забора были приколочены плотно, однако Текуса знала, где есть глазок. Туда заглянули все поочередно — и увидели, что в одном из зданий фабрики горит свет.

— А что я говорила? Он, висельник, там засел! — сказала Текуса. — Выжидает, пока все спать улягутся. А потом и даст знак кому надо — подкатят на санях…