Золотые века - Альберт Санчес Пиньоль

— Ну, чего же вы ждете? — сказал господин Шисон.

■

Когда господин Шисон решил, что яйцо уже сварилось вкрутую, он попробовал извлечь его из кастрюльки и обжег себе пальцы. Как, черт возьми, вынимают крутые яйца из кастрюлек? Наверняка существовало какое-нибудь механическое приспособление, предназначенное для подобных целей, но ему об этом ничего не было известно. Он наклонил кастрюльку над раковиной и вынул яйцо, как смог. Потом он прихватил его тряпкой и с торжествующим видом водрузил свою добычу в серебряную подставочку; ее вытянутое основание делало сей предмет похожим на канделябр для гномов. С трудом удерживая равновесие, Шисон отправился в столовую и устроился за столом лицом к двери спальни, которая все еще была закрыта. Потом он ложечкой дважды ударил по верхней части яйца. Оно оказалось недостаточно твердым и скорлупа треснула с грустным хрустом. Господин Шисон посмотрел на дверь, из-за которой не доносилось ни единого звука. По всей вероятности, их чувственное объятие очень затянулось, подумал он. А может быть, это он действовал слишком быстро, пришло ему в голову в первый раз в жизни.

Дверь открылась.

— А, господин Пьете, — сказал хозяин дома, поднимаясь ему навстречу. — Заключенные уже поднялись на борт.

— Что? Что вы говорите? — Пьер бросился к нему.

— Я говорю, что заключенные уже…

— И вы меня не предупредили! Мой брат поднимается на корабль, мой любимейший брат уходит из моей жизни навсегда, а вы, человек, взявший с меня огромную сумму за прокат окна и изъеденного древоточцами стула, даже не удосужились оповестить меня об этом!

Пьете высунулся в окно и, вцепившись в раму обеими руками, завопил:

— Жюль! Жюль! О, боже мой, Жюль!

— Господин Пьете, соседи…

— Соседи! Какие еще соседи? Что за важные персоны ваши соседи?

Пьер, потеряв голову, начал метаться по комнате, вокруг стола, словно зверь в клетке. Он бормотал:

— О, Жюль, Жюль, они увезли тебя, увезли… — Потом он неожиданно замер как вкопанный, повернулся лицом к Шисону и спросил: — Почему вы меня не предупредили? Я спрашиваю: почему вы меня не предупредили?

Он говорил требовательным и не терпящим возражений тоном, в его голосе звучала сталь. Шисон посмотрел на человека в длинном черном пальто и поднялся со стула.

— Я думал, что вы не желаете, чтобы вас беспокоили. Вы же находились в весьма приятном обществе.

— Я? В приятном обществе? Да вы с ума сошли, мой друг! — Говоря эти слова, Пьете воздевал руки вверх, а потом опускал их. Рукава скрывали его пальцы. Рука, державшая шляпу, крутилась точно крылья мельницы. Он ударил себя в грудь кулаком и разразился страшным криком: — В приятном обществе порочной твари, вы хотите сказать!

— Господин Пьете, я не позволю ни вам и ни кому другому произносить подобные слова в адрес моей жены и к тому же в моем доме.

Пьете набросился на Шисона. Сначала тот подумал, что Пьер собирается его ударить, и попытался спрятать свое лицо за клетчатой красно-белой салфеткой. Однако Пьете удовольствовался тем, что обхватил руками его череп и прокричал ему прямо в ухо:

— Вы не знаете свою жену. Ничего вы о ней не знаете. Вы представляете, что она сделала? Знаете, как она себя вела?

Шисон повернул к нему лицо, так что они почти коснулись друг друга носами.

— Она разлеглась на кровати и хотела со мной перепихнуться. Клянусь вам! — Он отодвинулся от Шисона. — А вы гарантировали мне, что это порядочная женщина! Это немыслимо.

Пьете посмотрел в окно.

— Вы хотите, чтобы я вернул вам деньги? — спросил Шисон.

— О, мой дорогой братец, братец мой! Ты всегда был таким сильным, таким безрассудным. Он не заслуживал того, чтобы я сегодня забыл о нем.

— Я готов обсудить с вами условия второго вашего заказа. Что же касается вида на порт, то в данном случае, господин Пьете, я считаю, что полностью выполнил все, что от меня требовалось.

Человек в черном длинном пальто забыл об окне. Подхваченный какой-то могучей силой, он вернулся к столу, где его внимание привлекло недоваренное крутое яйцо:

— Что это такое?

— Крутое яйцо.

— Что там внутри? Что скрывает его скорлупа?

Не ожидая ответа, он сунул палец в отверстие и погрузил в желток. Потом Пьер посмотрел на желтую жидкость с отвращением, но все-таки лизнул ее.

— Какая гадость. Я думал, что у вас не такой плохой вкус, мой друг. Вот у моего брата вкус был хороший. Этот человек всегда действовал решительно, смело и безрассудно. Я не просил его, чтобы он взял на себя ответственность за мои поступки. С детства брат всегда меня защищал. Стоило мне напроказить, как он говорил всем, что это его рук дело. О, бедный Жюль! — Тут он снова лизнул свой палец. — Отвратительно. А случалось ли вам пробовать сок из шлюхи? Я имею в виду тот, что у нее внутри.

Он резким движением схватил яйцо и сделал три больших шага по направлению к Шисону. Тот слегка раскрыл рот, только совсем чуть-чуть. Но ничего не сказал.

— Вот вам. Держите свое яйцо.

Словно заводная игрушка, Шисон протянул руку. Пьете надел шляпу и повел плечами, расправляя пальто.

— Прощайте.

Он вышел, не закрыв за собой дверь. Господин Шисон, по-прежнему держа в руке яйцо, посмотрел сначала на открытую входную дверь, а потом на закрытую дверь спальни.

Пьете вернулся, заглянул внутрь квартиры, держась за ручку двери и не переступая через порог:

— Яйцо должно вариться немного дольше. Если потом вы его аккуратно облупите и придумаете к нему какую-нибудь интересную приправу, то у вас может получиться вполне приличное и даже изысканное блюдо.

На сей раз дверь закрылась плотно, с ужасно вежливым шорохом. Со стороны порта доносился вой сирен, которые пели о грустных тропиках. Этот плач плавал в воздухе несказанно долго. Звуки его были тоскливыми, тоскливыми и шершавыми. Словно руку тебе лизнула кошка.

Проведя три дня на овсяном поле, когда дождь уже успел промочить его соломенную шляпу, а красно-белая клетка фланелевой рубахи начала выцветать под лучами солнца, пугало сказало себе: „Вот теперь я все понимаю. Солнце не слепит мне глаза, потому что мои глазницы — просто дырки, вырезанные в тыкве. Мышцы и суставы у меня не болят, потому что скелетом мне служат две палки, связанные крестом. Я никогда не голоден, оттого что мой рот — не более чем круглое отверстие, а кишок под моей рубахой и вовсе нет. И ноги не мерзнут, потому что гнилая деревяшка, которую воткнули в землю, не может страдать от холода“.

В небе над головой пугало могло разглядеть птиц, всегда державшихся на почтительном расстоянии. Они боялись его, а потому не осмеливались приблизиться. Чучело поняло, что ему уготована страшная участь: до скончания века сносить удары ледяных пуль и порывы знойных ветров, и ему пришло в голову, что его жизнь не прожита даром лишь в том случае, если оно докажет свою исключительность и непохожесть на собратьев. „Я беспомощное существо, — заключило пугало после долгих-долгих раздумий и поисков выхода, — и мне дано только одно оружие в этом жестоком мире — страх, который я внушаю другим. Больше у меня ничего нет“.