Сегун - Джеймс Клавелл
Шрифт:
Интервал:
Оми подошел к крышке люка и посмотрел вниз на самурая. Мужчина там сразу встал на колени, уважительно кланяясь.
Два прошедших дня состарили его. Оми взвесил его прошлую службу и будущую судьбу. После этого он взял с пояса молодого самурая кинжал и бросил его в яму.
У подножия лестницы Масиджиро с недоверием смотрел на нож. Слезы потекли по его щекам.
— Я не заслужил такой чести, Оми-сан, — сказал он жалко.
— Да.
— Благодарю вас.
Молодой самурай рядом с Оми сказал:
— Пожалуйста, можно попросить, чтобы вы разрешили ему совершить сеппуку здесь, на берегу?
— Он провинился. Он останется в яме. Прикажите крестьянам засыпать ее. Уничтожьте все следы. Чужеземцы осквернили ее.
* * *
Кику засмеялась и покачала головой.
— Нет, Оми-сан, извините, пожалуйста, но не надо мне больше саке, а то волосы растреплются, я упаду, и где мы тогда будем?
— Мы упадем вместе, будем любить друг друга, — с удовольствием сказал Оми, его голова кружилась от выпитого вина.
— Но я бы стала храпеть, а вы не сможете любить храпящую, противную пьяную девушку. Поэтому извините. Ой, нет, Оми-сама, хозяин нового огромного владения, вы заслуживаете большего, чем это! — Она налила еще одну порцию теплого вина не более наперстка в изящную фарфоровую чашку и протянула ее обеими руками: указательный и большой пальцы левой руки аккуратно держали чашку, указательный палец правой руки касался донышка. — Вот, потому что вы великолепны!
Он принял чашку и выпил, наслаждаясь ее теплотой и вкусом выдержанного вина.
— Я так рад, что смог убедить вас остаться еще на день, вы так красивы, Кику-сан.
— Вы тоже красивы и нравитесь мне. — Ее глаза мерцали в свете свечи, помещенной в бумажный фонарь среди цветов, свисающих с кедровой балки. Это была лучшая из комнат в чайном домике у площади. Она наклонилась, чтобы помочь ему взять еще риса из простой деревянной мисочки, стоящей перед ним на низком столике, покрытом черным лаком, но он покачал головой.
— Нет, нет, спасибо.
— Такому сильному человеку, как вы, нужно больше есть.
— Я сыт, правда.
Он не предлагал ей ничего, потому что она едва притронулась к салату — тонко нарезанному огурцу и изящно нашинкованной редиске, маринованной в уксусе, — это все, что она съела за ужином. Были еще ломтики сырой рыбы на шариках, рис, суп, салат и немного свежих овощей, приготовленных с пикантным соусом из сои и имбиря.
Она мягко хлопнула в ладоши, седзи тут же раздвинула ее личная служанка.
— Да, госпожа?
— Сьюзен, убери все это и принеси еще саке и новый чайник зеленого чая. И фрукты. Саке должен быть теплее, чем в прошлый раз. Торопись, бездельница! — Она постаралась, чтобы это звучало строго.
Сьюзен было четырнадцать лет: это была милая, старающаяся угодить девушка, ученица-куртизанка. Уже два года Кику отвечала за ее подготовку.
Кику с трудом отвела глаза от чистого белого риса, который она так любила, и подавила свой голод.
«Ты ела до прихода сюда и поешь позже, напомнила она себе. — Да, но даже тогда было слишком мало».
— Госпожа должна иметь умеренный аппетит, очень умеренный аппетит, — говорила обычно ее учительница. — Гости едят и пьют — чем больше, тем лучше. Госпожа так не делает и, конечно, никогда не делает этого с гостями. Как госпожа может говорить или развлекать гостей, играть на сямисене или танцевать, если у нее набит рот? Ты поешь позднее, будь терпелива. Сконцентрируйся на своем госте.
Следя за Сьюзен, критически оценивая ее искусство, она рассказывала Оми истории, которые заставили его смеяться и забыть про все на свете. Юная девушка стала на колени сбоку Оми, расставила маленькие мисочки и палочки для еды на лаковом подносе в том порядке, как ее учили. Потом она взяла пустую бутылку из-под саке, попробовала налить, чтобы убедиться, что она пустая, — считалось дурным тоном встряхивать бутылку — потом встала с подносом, бесшумно подошла к двери из седзи, стала на колени, поставила поднос, открыла седзи, встала, прошла через дверь, опять стала на колени, подняла поднос и перенесла через порог, так же бесшумно положила его и совсем закрыла за собой дверь.
— Мне, правда, скоро придется искать другую служанку, — сказала Кику, не очень расстроившись. «Этот цвет ей идет, — подумала она. — Надо послать в Эдо еще за шелком. Что за стыд думать, что это дорого! Неважно, при тех деньгах, которые заплатят Дзеко-сан за прошлую ночь и за сегодняшнюю, моей доли будет более чем достаточно, чтобы купить маленькой Сьюзен двадцать кимоно. Она такой приятный ребенок и действительно очень грациозная».
— Она создает столько шума на всю комнату — извини.
— Я не заметил ее, только тебя, — сказал Оми, допивая вино. Кику обмахивалась своим веером, улыбка осветила ее лицо.
— Вы делаете мне приятно, Оми-сан. И позволяете чувствовать себя любимой.
Сьюзен быстро принесла саке. И зеленый чай. Ее хозяйка налила Оми вина и передала ему. Девушка беззвучно наполнила чашки. Она не пролила ни капли и подумала, что звук, который издает жидкость, льющаяся в чашку, напоминает тихий звонок, после чего вздохнула задумчиво, но с огромным облегчением, опустилась на пятки и стала ждать.
Кику рассказала занимательную историю, которую она слышала от одной из подруг в Мисима, и Оми рассмеялся. Рассказывая, она взяла один из маленьких апельсинов и с помощью своих длинных ногтей раскрыла его, как цветок-дольки апельсина напоминали лепестки.
— Вам нравится апельсин, Оми-сан?
Первым порывом Оми было сказать: «Я не могу разрушить такую красоту». «Но это было бы неуместно, — подумал он, пораженный ее артистизмом. — Как мне похвалить ее и ее безымянного учителя? Как могу я вернуть счастье, которое она дала мне, позволив следить, как ее пальцы создавали нечто столь прекрасное, сколь и эфемерное?»
Он подержал цветок в руках, потом быстро отделил четыре дольки и съел их с наслаждением. Остался новый цветок. Он удалил еще четыре дольки, получилась третья цветочная композиция. Тогда он взял одну дольку и отодвинул вторую, так что оставшиеся три превратились в еще один цветок.
После этого он взял две дольки и заменил оставшиеся в сердцевине апельсина, в центре со своей стороны, словно полумесяц в солнце.
Одну он очень медленно съел. Затем он положил еще одну дольку на ладонь и предложил ей.
— Это должна съесть ты, потому что это предпоследняя. Это мой подарок тебе.
Сьюзен дышала с трудом. Для кого же была последняя?
Кику взяла дольку и съела. Это было самое вкусное из того, что она когда-либо пробовала.
— Это последняя, — сказал Оми, с серьезным видом кладя ее на ладонь правой руки, — это мой подарок богам, кто бы они и где бы они ни были. Я никогда не съем этой дольки, — разве что из твоих рук.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!