Любимая жена - Линси Сэндс

– С чем? – спросила Эвелин, когда леди Хелен встала.

– Пэн отправил несколько человек на починку лестницы и пола на втором этаже, – объяснила Диаманда. – Остальные убирают мусор с пола в зале, чтобы его можно было чистить дальше.

– А… ясно, – прошептала Эвелин.

– Не волнуйся, – сказала девочка, поднимаясь. – Тебе не придется сегодня смотреть за ними. Отдыхай, а мы сами справимся.

– Но почему я должна не хотеть их видеть? – спросила Эвелин в недоумении.

– Ну… – Девочка сначала растерялась, но затем сказала: – Я просто подумала, тебе может быть очень стыдно после всего.

– Всего? – переспросила Эвелин дрогнувшим от ужаса голосом. – Чего всего?

– Мне показалось, тебя смутит, что они все видели… – Диаманда замолчала, видимо, лишь сейчас догадавшись, что Эвелин не понимает, о чем речь.

– Идем, пусть отдыхает. Ей не нужно этого знать. – Леди Хелен потянула Диаманду за руку, и они вдвоем вышли из палатки.

Эвелин перевела взгляд на Рунильду.

– Чего мне не нужно знать? Что видели? Горничная печально вздохнула, но выхода не было.

Она знала свою хозяйку – Эвелин не успокоится, пока не услышит ответа.

– Вы висели, зацепившись задней частью юбки, – растолковала Рунильда.

Эвелин смотрела на нее с нараставшим испугом.

– И… что, все было открыто?

– Нет-нет, – поспешила заверить ее служанка. – Юбка задралась к подмышкам и… В общем, было видно то, что выше колен, намного выше…

– И сзади? – спросила Эвелин. Выражение лица Рунильды вполне сошло за ответ. Похоже, прямо как в тот день, когда Пэн думал, что она утонула, – все мужчины опять видели ее голый зад. – Мой муж наверняка считает меня страшной обузой.

– Нет, миледи, что вы! – Рунильда опустилась рядом с ней на колени и сжала ее руку. – Если честно, он даже побелел от ужаса, когда увидел, что вы в такой смертельной опасности, а когда взял вас на руки, долго стоял не двигаясь и тревожно вглядывался в ваше лицо. Мне кажется, он к вам неравнодушен.

Эвелин с трудом верилось в это. Она превратила жизнь Пэна в кошмар. Слишком устав, чтобы еще раз в уме пересчитывать все неудачи и катастрофы, в которые она попадала со дня свадьбы, Эвелин спросила:

– Где мой муж?

– Убедившись, что вы целы, он дал мужчинам задания, а сам поехал в деревню. Возможно, за новой прислугой.

Эвелин эти новости огорчили. Ведь сначала договаривались, что Пэн займется внешней частью замка, а Эвелин – внутренней. И вот опять из-за ее неуклюжести на него легли и ее обязанности. Хоть в этот раз он и не пострадал в отличие от пожара в брачную ночь, который она же и устроила!

Нет, этого она точно не позволит! Догонять его, чтобы не ехал в деревню за слугами, было поздно, но по крайней мере она присмотрит за рабочими, пока его нет. Эвелин привстала, но голова тут же снова разболелась, и ее затошнило.

– Миледи, прошу вас, – взмолилась Рунильда, надавив ей на плечи в попытках уложить обратно. – Отдыхайте! Вы очень сильно ушиблись.

Стиснув зубы, Эвелин убрала руки горничной и насилу поднялась.

– Я хочу встать, Рунильда. Голова у меня будет болеть в любом положении – хоть лежа, хоть стоя.

Горничная раздраженно вздохнула, однако, прекратив бессмысленную борьбу с хозяйкой, взяла ее под руку и тихонько начала поднимать.

С помощью Рунильды Эвелин встала и, тяжело опираясь на горничную, направилась к выходу. Тут начался новый приступ тошноты. Она начала глубоко вдыхать, стоя на месте и уверяя себя, что чем больше будет ходить, тем лучше себя почувствует. Такая ситуация не очень походила на правду, но Эвелин было все равно: если ее мужу удавалось все делать с обожженными перебинтованными руками, то и она со своей разбитой головой уж наверняка сможет распорядиться парочкой человек.

Как только Рунильда привела ее в замок, Эвелин первым делом посмотрела на потолок. Сосредоточив взгляд на дыре, в которую она предположительно провалилась, Эвелин начала вспоминать последние моменты перед падением. Несмотря на все убеждения Диаманды и леди Хелен, Эвелин была уверена – ее толкнули. В голове сейчас, конечно, творился полный хаос, но все же… она до сих пор будто чувствовала этот оглушительный удар и острейшую мучительную боль, от которой потеряла равновесие. Она помнила, как падает, затем понимает, что под левой рукой пустота… потом вновь удар головой уже о другой конец дыры.

Эвелин не сомневалась в том, что ее падение подстроено. Комнаты выглядели пустыми, но…

Нет, невозможно. Она даже еще ни с кем из прислуги здесь не познакомилась, у них нет причин причинять ей вред.

В памяти снова возникла погибшая туника. Эвелин вспомнила про запах свинины на ткани и свой ужас от сознания того, что кто-то препятствует ей… Однако эти происшествия никак не связаны. Порча туники и нападение – совершенно разные случаи.

– Эви? Почему ты встала?

К ней подбежала перепуганная Диаманда, и Эвелин заставила себя сосредоточиться. Впереди было много работы.

* * *

Луна была уже полной и высоко поднялась, когда Пэн въехал во двор. Вечер выдался длинным, поездка – бесплодной. Если в деревне и обитали слуги из замка, никто в этом не признавался, и никто не желал работать в Рамсфелде. Будь они крепостными, Пэн бы просто приказал им ехать, но ему заранее сообщили, что все крепостные бежали из Рамсфелда еще задолго до смерти Леджера. Жители деревни объявили себя свободными крестьянами, которые вправе жить как им хочется, пока они трудятся на полях замка. Пэну ничего больше не оставалось, кроме как повернуть назад в Джервилл. Но слуги в любом случае необходимы, чтобы убирать в замке и следить за порядком. Хоть из-под земли, но он их достанет.

Пэн успел совершить долгую поездку в родительский дом, объяснить отцу ситуацию и вернуться обратно, держа в голове его обещание помочь. Слуги в Рамсфелде будут нужны к завтрашнему вечеру. Сейчас он возвращался домой позднее, чем в какой-либо другой день на прошедшей неделе.

Подъехав прямо к полуразрушенной конюшне, Пэн оставил коня отдыхать, дал ему побольше еды после утомительной поездки, затем устало побрел в замок. Во дворе было совершенно тихо и пустынно. Если бы у стены не дежурила охрана, Пэн подумал бы, что замок заброшен. Никогда в жизни он не наблюдал здесь такой картины – это очень настораживало.

Еще тревожнее было увидеть, что палатки больше нет на том месте, где ее поставили. Пэн забеспокоился, но утешил себя мыслью, что Эвелин, возможно, проснулась и, убрав палатку, пошла отдыхать внутрь замка.

Лучше бы именно так и было, с замиранием сердца подумал он, вспомнив, как она висела над залом. Зрелище совершенно точно сократило его жизнь лет на десять. Вытащив Эвелин, он еще сильнее испугался, когда увидел ее лицо. Очевидно, она падая, ударилась головой, и из раны на лбу по щеке текла кровь, разделяясь на тонкие ручейки, напоминавшие следы лапы очень большой птицы. Сначала Пэн решил, что Эвелин мертва, но, достав ее из дыры, с величайшим облегчением увидел, как вздымается и опускается ее грудь. Пэн держал ее на руках, понимая, что не хочет отпускать ни на секунду, даже когда палатка была собрана и приготовили постель.