Северная звезда - Татьяна Недозор

– Это если ничего не случится, – уточнил билетёр, худой малый со следами обморожения на лице.

– А что может случиться?

– А что может быть на реке – пороги, перекаты, мели, льдины и водовороты на стремнинах.

На борту «Норы» находилось полсотни пассажиров, большинство из них – торговцы, переправляющие вверх по реке свой товар. Один такой торговец, чернявый, добродушный человечек со смешным для русского уха именем Полтини («Джузеппе Полтини к вашим услугам, синьорита!»), доверительно сообщил Марии, что везет в Доусон партию апельсинов и редиски, а также пятьдесят ящиков шампанского. Женщин было всего трое: сама Воронова и изящная блондинка по имени Эллин Хардакер со своей маленькой дочкой Анни. Она ехала к своему мужу, который открыл в Доусоне гостиницу и вызвал ее к себе для помощи по хозяйству.

Они снялись с якоря ясным, солнечным июньским днем. Ослепительная белизна гор, окружающих озеро Бэннет, делала их похожими на груду мороженого, выложенного на благородной чистоты столовом серебре.

Между тем зима приближалась. Притоки Большой и Малый Лосось несли в реку лед, и уже начал всплывать блестевший, как хрусталь, донный лед. С каждым часом росла кромка льда у берега; там, где течение замедлялось, она достигала уже более десятка аршинов. Похоже, что этот рейс будет последним.

* * *

Мария и Николай прогуливались по палубе. Семь долгих дня прошли среди нагромождения прибрежных скал, отвесных берегов, речных перекатов и клубов черного дыма, вырывавшихся из пароходной трубы. Река не была одинаковой, с каждым поворотом русла менялся ее облик. Хуталинга, Биг-Зэлмэн, Беби-Зэлмэн, пороги Файф-Фингер, которые больше всего напоминали исполинские столбы, установленные для не менее исполинского моста какими-нибудь циклопами в незапамятные времена.

Они миновали Оленью переправу – мелководный ручей, соединяющий реку с озером Бэннет. На следующее утро «Нора» вошла в Винд-Бей озера Тагисс – узкой котловины, зажатой со всех сторон отвесными скалами. Залив действительно был ветреным, так что экипажи маленьких суденышек должны были часто лавировать, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Большая часть лодок осталась далеко позади, некоторые не избежали столкновения с глыбами льда, которые еще довольно часто встречались на реке, и разбились вдребезги. На глазах у Марии за борт лодки свалился человек, издав высокий, пронзительный крик. Когда его вытащили, дрожащего и перепуганного насмерть, с синими от холода губами, русская отдала должное благородству его конкурентов.

Спустя несколько часов они подошли к каньону Майлс. Это был самый неприятный участок пути. Он пролегал среди высоченных гранитных скал и имел такое быстрое и опасное течение, что в его центре образовался водоворот, с которым мог справиться только очень умелый лоцман.

Потом они плыли через Хэлл-Роуд – узкий тоннель, который сама река пробила в скале в поисках русла. Сразу за ним находился поселочек Сэлкирк, дальше на многие версты тянулась стена высоких скал. И снова перекаты, отмели, острова. Множество рек – Стьюарт, Белая, Индейская – впадали в Юкон, затопляя и размывая его берега, так что деревья уходили под воду по самые верхушки, а течение становилось песочного цвета.

Но вот, наконец, они добрались до Доусона.

Город напомнил девушке какой-то экзотический восточный порт из романов Луи Жаколио или Эмилио Сальгари. Вдоль его береговой линии вплотную друг к другу в несколько рядов были пришвартованы лодки, многие с натянутым поверху брезентом, и Маша в изумлении заметила, что в них жили люди. Доусон, на её взгляд, соединил в себе черты всех палаточных стоянок и речных городков, мимо которых они проплывали. Так же повсюду суетился народ. Люди прогуливались по берегу, таскали с места на место свои пожитки, слонялись без дела по улицам, пили виски в кабаках. Её поразило великое множество собак, которые охраняли груды провианта, спали, дрались и чуть что – поднимали такой оглушительный лай и визг, что впору было затыкать уши.

Николай улыбнулся и сказал:

– Ну вот, мы и добрались до конца твоего многотрудного пути. Бьюсь об заклад, твой Дмитрий где-нибудь здесь. Я надеюсь, ты довольна, Мэри.

– Да… Да, конечно.

От волнения она с трудом могла говорить. Чувствовала, что ею снова овладевает отчаяние, как и тогда, по прибытии в Дайю. Доусон казался таким огромным, хаотичным, что Мария растерялась. Что она здесь будет делать? Где будет жить? Как ей теперь искать Дмитрия? Вдруг его здесь нет?

– Когда мы окажемся на берегу, надо будет первым делом подыскать тебе жилье. Если ты остановишься в гостинице, то потратишь все свои деньги. Я думаю, мне удастся найти тебе какую-нибудь приличную комнату.

– А как же ты?

К горлу подкатил комок, сердце сжалось от боли.

«Николай… О боже, Николай…»

Ей хотелось закричать, броситься к нему в объятия, вцепиться в него руками и никуда от себя не отпускать, никогда. Вместо этого она отвернулась от Устюжанина и смотрела на ставшую уже совсем близкой и отчетливой панораму Доусона, который казался унылым и безрадостным, как и мысли Маши.

С парохода была видна часть главной улицы, выходящей на побережье: нескладные дома, выстроенные из бревен и толстых неструганых досок, многие на сваях, вбитых в прибрежный песок, мрачными силуэтами вырисовывались на фоне обрывистого берега.

– Маша, я же обещал помочь тебе найти твоего жениха и намерен довести дело до конца. Думается, он должен быть в городе или где-нибудь поблизости. Я узнаю, где находится участок, на который он подал заявку, и помогу тебе отправить ему письмо. На этом моя миссия закончится. У меня есть свои дела на Юконе…

* * *

Месяц спустя

– Мэри, как там Робби?

Джилли Онли обхватила одной рукой деревянную лохань, а другой принялась прокручивать рубахи через пресс для отжимания белья. В воздухе стоял сильный запах мокрого дерева и мыла.

Мария наклонилась к кроватке.

– Все хорошо, Джилли!

Девочка пока что лишь поднималась на ножки, забавно стоя в своей кроватке, и, что-то «гукая», улыбалась, пытаясь говорить.

Завидев Машу, она протянула к ней ручонки с очаровательными крохотными пальчиками:

– Мэйи! Мэйи!

Воронова опешила – малышка старалась произнести ее имя. Она с внезапной нежностью зарылась подбородком в мягкие каштановые кудряшки, выбивающиеся из-под чепчика девочки.

Только это милое существо и радовало Машу.

Должно быть, во всем свете нет более унылого города, чем осенний Доусон! Человек здесь быстро начинает ощущать, как давят на него холодные мрачные сумерки. Когда же небо светлеет, видно, что над городом висит черный полог от коптящих труб. Ночами сквозь него с трудом пробивается зеленое пламя северного сияния.

Но это еще что. Вот зимой Доусон превращается в настоящий ледяной ад! Пятьдесят градусов ниже нуля – не шутка. От лютого мороза холодеет тело, от волчьего воя – душа.