У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Вильгельм Люббеке

занимавшимся сбором разведданных. Только этим можно было объяснить, почему столь точно были засечены наши замаскированные позиции. Это была моя вина, что я не разглядел в нем шпиона, и я поклялся себе, что впредь буду более внимательным.

Несколько дней спустя я шел на передовую для встречи с моим другом фельдфебелем Шютте, с которым мы начали попеременно исполнять обязанности передового наблюдателя. Наступившее затишье в боевых действиях казалось ему подозрительным, и он предупредил меня, что, возможно, русские готовят очередную атаку.

Решив более внимательно изучить вражеские позиции, я взобрался на сосну, стоявшую на краю леса в 100 метрах за нашими окопами. В случае появления какой-либо цели я сообщал о ней по полевому телефону. Приблизительно через полчаса после того, как я занял свой наблюдательный пост на высоте 6 метров, на северо-востоке появились четыре советских танка Т-34 и начали медленно продвигаться по плоской местности прямо в моем направлении. На танках сидели солдаты, а позади машин шло много пехотинцев. Поскольку тяжелые орудия нашей роты не могли быть использованы как противотанковые, а бронебойных снарядов не было, я знал из своего богатого опыта, что было возможно вести точный огонь из орудий по площадям в 8–10 квадратных метров.

Так как еще был шанс остановить продвижение танков и не дать им углубиться в расположение нашего полка, я передал по телефону расчету 150-миллиметровой гаубицы координаты ближайшего из танка, находившегося в 450 метрах от меня. Первый снаряд ударил слева от танка и сбросил сидевшую на нем пехоту, но машина осталась неповрежденной. Я направил огонь гаубицы правее, но снаряд не долетел до Т-34. Третий снаряд лег всего в паре метров от танка.

Скорректировав огонь, расчет выстрелил в четвертый раз. Снаряд попал в башню, и танк резко остановился. Несколько секунд спустя над танком поднялся белый дымок.

Переключив внимание с подбитой машины на второй танк, находившийся приблизительно в 20 метрах сзади, я указал артиллеристам цель. Пятый снаряд ударил по Т-34 сбоку и перебил траки, лишив его возможности передвигаться. Экипаж машины покинул ее, спасаясь бегством. Третий танк немедленно встал, а четвертый начал отходить.

Как только атака закончилась, я успел заметить большую группу танков из пятнадцати машин приблизительно в километре от поля боя, прежде чем она скрылась из вида за холмом. Я не мог знать, пойдут ли они вновь в атаку, поэтому позвонил в штаб новому командиру полка полковнику Херманну Хайнриху Беренду, чтобы доложить о сложившейся обстановке.

«Где вы находитесь?» – спросил он, прежде чем мне удалось произнести хотя бы одно слово.

«Я на дереве, сразу же за нашими позициями на передовой», – ответил я с некоторой тревогой в голосе.

«Какого черта вы там делаете?» – заорал он, явно обеспокоенный тем, что мое положение было крайне уязвимым.

Я доложил ему, что мы отразили танковую атаку, целью которой было, вероятно, разведать нашу боевую готовность, и сообщил о большом скоплении танков и возможности нового наступления.

Расспросив подробно о количестве танков и их расположении, полковник сказал, что сообщит обо всем в штаб дивизии, и повесил трубку. После того как мы отбили атаку русских, они больше не возобновляли попыток ее повторить на нашем участке фронта.

Я был в возбужденном состоянии после боя с танками; к тому же чем дольше я оставался бы на дереве, тем скорее противник мог бы меня заметить. Я опасался, что если сейчас при дневном свете я попытаюсь слезть, вражеский снайпер или пулеметчик может обнаружить меня. Единственным выходом для меня оставалось ждать наступления темноты.

Когда через час наконец стемнело, я быстро соскользнул с дерева и направился в тыл. Добравшись до артиллеристов, я рассказал им о нашем небольшом триумфе. В бою случается всякое, но это было редкое и надолго запоминающееся событие, когда тыловые орудия поразили движущиеся цели, не видя их.

На протяжении войны наш полк нес наибольшие потери от огня русской артиллерии и минометов, в меньшей степени – от стрелкового оружия. К этому времени, однако, советская авиация уже начала регулярно бомбить нас и наносить огневые удары с бреющего полета.

Днем мы находились в постоянной опасности из-за атак штурмовиков. Речь шла прежде всего о таких самолетах, как советский штурмовик Ил-2. Ночью нам угрожали По-2, получившие прозвище «швейная машинка» за громкий ритмичный стук мотора.

Шум моторов По-2 был слышен на большом расстоянии. Но в темноте было просто невозможно поймать его в прицел. Пролетая на высоте примерно 60 метров, пилот и его помощник пытались обнаружить хотя бы малейший проблеск света внизу, чтобы определить расположение наших позиций.

Несмотря на светомаскировку, всегда находился человек, который мог зажечь сигарету или включить карманный фонарик. Это сразу же замечал противник. Обнаружив потенциальную цель, советские пилоты часто выключали моторы, чтобы бесшумно пролететь над намеченной целью и сбросить бомбы на ничего не ожидавшего противника.

На следующий день после такого ночного налета и вскоре после танкового боя я снова был на фронте в роли передового наблюдателя. Сразу же после того, как я передал координаты цели 150-миллиметровым гаубицам в тыл, со стороны наших тяжелых орудий донесся непонятный гул.

Недоумение вскоре разрешилось. Произошла осечка, и снаряд взорвался в дуле орудия, в результате чего сдетонировали снаряды, сложенные вокруг. Были убиты пять человек расчета и уничтожено все вокруг. Хотя я не смог увидеть все это собственными глазами, мне передали, что образовался огромный кратер.

Этот отказ в работе механизма мог быть следствием плохой подготовки артиллериста или актом саботажа при производстве снаряда, но я был уверен в том, что причиной был фосфор, сброшенный на наши позиции во время ночного рейда. Частица фосфора могла прожечь небольшое отверстие в снаряде, которое не заметили при заряжании. К сожалению, боевые действия, развернувшиеся спустя несколько часов после этого происшествия, вынудили мою роту отойти, не проведя необходимого расследования.

На первоначальном этапе осады Ленинграда противоборствующие стороны все время находились в окопах, что напоминало позиционную войну на Западном фронте во время Первой мировой войны. В противоположность этому бои близ Невы были более скоротечны и кровавы. Часто линия фронта менялась в условиях сменявших друг друга атак и контратак.

Как всегда, в 13-й роте было значительно меньше потерь, чем в пехотных ротах полка. Большинство нашего личного состава было занято в тыловом обслуживании нашего тяжелого вооружения. Да и сам я, передовой наблюдатель на линии фронта, имел явное преимущество перед регулярной пехотой в том, что мог своевременно отойти и избежать опасных ситуаций, как это было в случае со снайпером на