Темная богиня - Бри Деспейн

Стерев мимолетную усмешку с лица, Дэниел нервно сглотнул.

— Волк набирал силу, — проговорил он через несколько секунд. — Он влиял на все, что я делал. Потом наступил тот вечер в церкви. На пути у меня встал человек, у которого было все, чего я когда-либо желал, и тогда монстр впервые вырвался наружу.

Я поежилась, представив себе Джуда — испуганного, беззащитного.

— Я бесновался и орал на Джуда, как орал на меня мой отец. Мне хотелось, чтобы он страдал так же, как я, а он даже не пытался защититься и принимал все удары смиренно, будто христианский мученик. Волка это лишь раззадорило. — Дэниел перевел дыхание.

— Я сказал Джуду, что заберу не только деньги, но и его новую куртку. Знаешь, что он сделал? Он поднялся на ноги перед витражом с изображением Христа, снял куртку и отдал ее мне. «Бери, — сказал он. — На улице мороз, тебе она нужнее». Он подал мне куртку с таким безмятежным видом, что я утратил дар речи. Я не понимал, как он может вести себя так, будто я не сделал ничего плохого. Тогда-то меня и охватило желание прикончить его. А потом словно жидкое пламя обожгло мои вены, я забился в припадке… и кинулся на Джуда.

Затем я помню лишь, как очнулся под открытым небом, невдалеке от прихода. Моя одежда исчезла, повсюду блестели осколки цветного стекла. Я был с ног до головы перемазан чужой кровью, но не помнил, что случилось. Гэбриел говорит, что так всегда бывает поначалу: после превращения оборотень не отдает себе отчета в своих поступках. Я чуть не обезумел и бросился на поиски твоего брата, но потом увидел, что он лежит без сознания в кустах, весь израненный, и понял, что натворил.

Я прижала руку к груди. Сердце колотилось так бешено, словно хотело выпрыгнуть из груди.

— Это сделал ты или волк?

Дэниел помолчал несколько секунд.

— Волк вышвырнул Джуда в окно, а я оставил его одного, хотя видел кровь на его лице и знал, что он нуждается в помощи. Но я убежал — взял деньги и бросил его на произвол судьбы.

Дэниел встал, скрипнув стулом. Я поняла, что он приближается ко мне, увидев его отражение в глазах кошки-ходиков.

— Хочешь знать, что было дальше? — спросил он, остановившись совсем близко.

Я не ответила, но он продолжал:

— Тех денег мне хватило на три недели. Я спустил пять тысяч кровавых долларов на грязные мотели и на девчонок, которые говорили, что любят меня, пока не кончалась дурь. К концу третьей недели я достаточно протрезвел, чтобы вспомнить все, и ударился в бегство. Но куда бы я ни бежал, волк оставался со мной, от него мне было никак не скрыться. Поэтому я бежал дальше, пил, глотал и колол все, что помогало заглушить воспоминания, и в конце концов снова оказался здесь.

Он подошел совсем близко, как в ту ночь, когда я поцеловала его в лунном свете.

— Ну как, не передумала меня спасать? Теперь ты знаешь, кто я. — Его дыхание обожгло мою щеку. — Можешь ли ты посмотреть мне в глаза и сказать, что любишь меня?

Не глядя на него, я схватила свой рюкзак и пошла прямо к выходу. Бутылки с льняным маслом и лаком остались на столе.

Взявшись за ручку двери, я остановилась и с трудом выговорила:

— Джуд не нарушал клятвы. Это я пожаловалась на твоего отца. Ты превратился в волка из-за меня.

Распахнув дверь, я взбежала вверх по ступенькам и бросилась к фургону. Бесцельно проколесив около часа по городу, я кое-как доехала до дома и сразу отправилась в постель.

Я утратила способность думать и ощущать. Внутри у меня воцарилась пустота.

Понедельник.

На следующее утро я проснулась среди скомканных простыней. Ночная рубашка пропиталась холодным потом и прилипла к телу. В голове пульсировала боль, словно кто-то сверлил мой затылок дрелью, намереваясь проделать сквозное отверстие. Я искоса глянула на будильник. Было намного позже, чем я думала.

Я заставила себя встать с постели и отправиться в душ.

Стоя под струями горячей воды, я с благодарностью ощущала, как она покалывает кожу, смывая оцепенение. Только тогда слезы наконец хлынули из моих глаз.

Если верить маме, я никогда не плакала, даже в раннем детстве. Я просто не видела в этом смысла. Слезами горю не поможешь. Но когда соленые капли покатились по моим щекам, смешиваясь с водой из душа, меня будто прорвало. Я рыдала среди клубов пара, надеясь, что глухое жужжание вентилятора заглушит мои всхлипывания. Казалось, наружу вдруг устремились все мои невыплаканные слезы. Я захлебывалась рыданиями, а перед глазами вставали образы из прошлого: Дон Муни держит серебряный кинжал у папиного горла, маленького Дэниела избивает разъяренный отец, мать уводит его от нас, меня и Черити отправляют на три недели к бабушке без всяких объяснений. Я оплакивала смерть Мэри-Энн, исчезновение Джеймса, раны Джуда.

Но горше всего я рыдала из-за того, что узнала вчера о самой себе.

Я чувствовала себя мошенницей. Отец говорил, что мое имя означает благодать и помощь, ниспосланную свыше. Как он ошибался! Грейс Дивайн — слон в посудной лавке, она умеет только совать нос в чужую жизнь и портить все, к чему прикоснется. По пятам за ней идут досада и разочарование.

Зачем я тогда вмешалась, что мне стоило промолчать? Ах, если б я могла вернуться назад и все исправить.

Как бы все сложилось, не влезь я тогда не в свое дело? Быть может, Дэниел так и остался бы белокурым соседским парнишкой, если бы я никому не рассказала о его отце? Они с моим братом дружили бы по сей день. Джуд был бы цел и невредим. Дэниел остался бы человеком.

Но разве я могла закрыть на все глаза? Наверное, тогда отец Дэниела до сих пор издевался бы над ним, а может, уже замучил бы его до смерти. И как было не помочь Дэниелу, когда он вернулся? Он ведь так дорог мне — даже теперь, когда я знаю всю правду.

И все же я отказывалась поверить, что предпочла Дэниела собственному брату.

Когда я впервые за много лет упомянула о Дэниеле в кругу семьи, лицо Джуда исказилось от боли. Тогда я поклялась ему, что буду держаться подальше от Дэниела и его тайн. И что же? Вместо этого я снова привела в наш дом единственного человека, который когда-либо поднимал на брата руку. По моей милости Джуд теперь страдает, медленно погружаясь в пучину страха и гнева.

— Ненавижу тебя, — сказала я сквозь водяную завесу и стукнула мокрым кулаком по стенке ванной, воображая, будто передо мной стоит Дэниел. — Ненавижу, ненавижу!

Ложь. Я вовсе не злилась на Дэниела, хотя знала, что это мой долг.

Я предала своего брата дважды.

Вода остыла, но я продолжала стоять под душем. Ледяные струи больно хлестали кожу, ненадолго заглушая угрызения совести. Наконец я вылезла из кабинки, скорчившись, доковыляла до туалета и рассталась с жалкими каплями жидкости, которые чудом задержались в моем теле. После этого меня охватила такая слабость, что я с трудом доползла до кровати, все еще кутаясь в мокрый халат.