Дворянин из Рыбных лавок - Олег Кудрин

Вынырнув из глубинных размышлений, Натан решил, что срочно, сей же момент, должен отправиться к Степану, чтобы отзеркалить в нем надуманное и прочувствованное. Взял извозчика, который отвез до кочубеевского хутора на Молдаванке. Но что-то ему везти перестало. Степан, большую часть времени проводивший в работах на земельном участке да в майстернях, на этот раз должен был взяться за иные дела. Вообще-то у них с братом было такое разделение труда. Васыль руководил воловьими упряжками и возницами, которые перевозили пшеницу из магазинов-амбаров в порт. Степан же больше работал по починке транспорта, а также на земле и в саду, выращивая свежее на базар и руководя шелкопрядным тутовым хозяйством (тут ему помогала Ярына). Но вот Васыль, серьезно простудившись, остался дома. И Степану пришлось самому поехать на телеге с волами, чтобы перевозить пшеницу да еще руководить погрузкой-разгрузкой. Натан узнал у занемогшего Васыля, в какие магазины отправился работать брат. Оказалось — на Карантинной балке, но — внимание! — со стороны Польской, а не Карантинной улицы. Взяв пролетку, махнул туда. Но и там Степана не оказалось. Уже в порту. Опять взял ямщика, обещавшего довести «недорого и быстро, как на крыльях». «Да уж, именно что «на крыльях», ибо се есть мой вариант “Полета орла”», — самоиронично думал Натан, въезжая в порт. Но там всё же настиг Кочубея. Тот руководил погрузкой, а это дело серьезное, так что время для разговора было не самое удобное. Но, потратив столько сил — и денег — на разъезды в поисках важного собеседника, было бы слишком обидным не поговорить.

Так, на ходу, урывками, Натан рассказал про Гологордовского и про то, что Степанова задумка с поиском дворянина в Австрийском консульстве сработала! Теперь уж можно сказать наверняка, ну, или почти наверняка: торговец Гологур и дворянин Гологордовский — одно лицо. Документы, найденные Дрымовым в полицмейстерстве, этого не только не опровергают, но работают на подтверждение версии, снова-таки не наверняка, а лишь опосредованно. Тем важнее будет узнать, какую информацию раздобудет про Гологордовского Вязьмитенов, который, безусловно, уже отправил запросы как во все соседние канцелярии, так и в столичную — в Санкт-Петербург. Кочубей с большим интересом впитывал информацию, досадуя на дела, которые его отвлекают. Напоследок Горлис сообщил также о бриге L’Inconstant, имя которого помогает прояснить суть надписей на среднефонтанском хуторе: Inconstant на доме и Inconstant. 100 000 на кресле.

Пока рассказывал, погрузка и закончилась. Степан произвел все денежные расчеты, расплатился. И решил, что может теперь со своими волами и приятелем отдохнуть в тени, образовавшейся от утеса. А заодно спокойно, в удовольствие, под трубочку, поговорить с другом-товарищем.

— Ну, що, Танелю, важные новости. Всё до ладу, — сказал Кочубей, выслушав рассказ товарища. — Теперь и ты послухай. Мне тоже есть про что рассказать…

— Про Спиро?

— Вгадав. Про него сáмого, Спиридона Тримифунтского. — Степан слегка улыбнулся, поминая прошедшее, но далее не стал отвлекаться. — Греки отказывались говорить о встрече. И слухать не хотели. Но вот сегодня прибыла через одного казака весточка от Спиро. Предупредил, встреча имеет быть завтра вечером. Но на особых условиях тайности. Ну, как с тобой было. Завязанные глаза, крытая карета. Ну то таке…

— Постой, а когда это было? С утра или попозже?

— Не с утра… Как раз перед твоим приездом в порт.

— Перед самым приездом?

— Ага.

— Прелюбопытно. Возможно, на это повлияла моя информация про Гологура-Гологордовского. Греки опасались, не будет ли чего-то враждебного им. Потому Спиро не хотел с нами общаться. А тут, увидев, что дело пошло по польскому следу, согласились.

— И я так думаю. А кроме того, может, их еще что-то, касательно ляха гологуровского…

— Гологордовского.

— Ну, да… Гологордовского… Что-то их отдельно беспокоит. Того они хотят нам отговориться, зная, что так оно швидче дойдет до здешних русских канцелярий.

С моря повеяло свежим ветром, даже прохладным. Тут уж захотелось на солнце выйти, погреться. Это ж когда в делах, в работе, в разъездах, то жарко. А когда смирно сидишь или стоишь, то холодно, особенно у моря. Всё же весна только началась — и это в Одессе коварное время. Вон Васыль крепко занемог…

Натан со Степаном вышли для продолжения разговора на солнечное место.

— И с хлопцами нашими я поговорил.

— Теми, что на Кубань ехать не хотят?

— Ага. Цікава така історія. Многие рассказывали, что какой-то лях сулил им золотые горы за переезд в Буджак.

— Это где? Южная Бессарабия?

— Так. От Днестровского озера и до Измаила.

— И что же тот таинственный лях им обещал?

— Говорил, будет там что-то для них. Но не Сечь, не паланки, а иная форма реестрового казачества.

— Хм-м, интересно. Что ж именно?

— Казаки больше ничего не сказали. И с ляхом, как я понимаю, недолго говорили.

— Почему?

— Поляки нынче в беде. Потому присмирели. Хотя о былом помнят. И иногда заносятся. Они ж, правду кажучи, воины хорошие. Но нашим с ними трудно общаться по войсковым делам. Веры не хватает, доверия. У нас к ним. Да и у них к нам…

А на солнце да у самой воды было совсем хорошо. Парусники, стоящие на внутреннем и внешнем рейде, как бы скрепляли воедино свинцово-синюю морскую воду и голубое небо. Да еще по высокой голубизне плыли от самого небокрая пышные бело-серые облака, похожие на те же паруса, только на ходу корабля, тугие от ветра. Опять настало одно из тех мгновений, когда говорить не хочется, а хочется лишь созерцать, вдыхать, вкушать Божий мир и беспечально радоваться своему в нем присутствию.

Наконец Степан прервал молчание, пыхнув трубкой:

— И знаєш, Танелю, что я еще надумал…

— Расскажешь — узнаю.

— Вспоминаю про обрывки бумаг обожженные, что мы с тобой разглядывали.

— Да-да, помню. Давно мы их не толковали наново. И что ж, у тебя какая новая версия появилась?

— Ага. Когда я хлопцев наших слушал, про реестровое казачество от Днестра до Измаила, то вспомнил про обрывок бумаги «ство Из». Мы там всё за библейский Израиль думали.

— А ты, наверное, на нынешний Измаил намекаешь?

— Так. Что ежели это означает «Генерал-губернаторство Измаильское».

Тут Натан задумался прежде, чем ответить.

— Мысль про Измаил — хорошая и может оказаться точною. Вот только «Генерал-губернаторство Измаильское» — странно сие.

— Чего ж так?

— Край этот, недавно завоеванный, уже имеет канцелярское оформление. Но, кстати, да — не совсем понятное. То ли Область Бессарабская, то ли Губернаторство Бессарабское с главным центром в Кишиневе. Туда сейчас все отделы переводят потихоньку.