Тело на продажу - Элли Лартер

Вот только готова ли она к этому сейчас – или нужно еще подождать?

В конце концов, пока нам приходится прерваться, потому что у Ани начинает звонить мобильный телефон.

– Это мама и Миша! – радостно восклицает девушка, а я осторожно отстраняюсь и прячу свой стояк, чтобы кивнуть:

– Это замечательно.

– Поздороваешься с ними? – спрашивает Аня.

Я удивляюсь:

– Ты в этом уверена?

– Конечно! – она пододвигается так, чтобы мы были рядом и вместе влезали в камеру смартфона. После этого нажимает на кнопку вызова, принимая видеозвонок: – Привет, мама! Привет, Миша! С наступающим новым годом, любимые! Я так ужасно соскучилась по вам!

– Здравствуйте! – я тоже послушно машу рукой в камеру, хоть и чувствую себя довольно неловко в этом семейном диалоге.

– Грэй! – улыбается женщина с экрана. Улыбка у нее – такая же, как у Ани: красивая, но с горьким налетом вселенской усталости. Удивительно даже, как они похожи. – Здравствуй! Очень рада с тобой наконец познакомиться! И Миша тоже рад! Миша, этот дядя отправил тебя на лечение в новую больницу, – объясняет она тоненькому, бледному лысому мальчишке, который тут же перехватывает у матери телефон и пялится на меня огромными блестящими глазами, утопающими в темных глазницах:

– Привет!

– Привет, – говорю я мальчишке. Если честно, с ним разговаривать гораздо проще, чем с их с Аней матерью. – Как твои дела?

– Хорошо, – заявляет мне пацан. – Спасибо, что помогаешь!

– Не за что, дружище. Главное – поправляйся!

– А как твои дела?

– Тоже отлично, – улыбаюсь я и чувствую при этом какую-то странную нежность к мальчишке и даже гордость за то, что помогаю спасать его. – Что-нибудь уже заказал у Деда Мороза на новый год?

– Ты что, глупый? – с искренним удивлением спрашивает у меня мальчишка, и я невольно теряюсь:

– Почему это?

– В Израиле нет Деда Мороза! – заявляет Миша. – Тут Баба Ноэль!

– Ах, вот оно что…

Аня и ее мама смеются одинаковым звенящим смехом, а я невольно улыбаюсь: вот это да, меня сделал десятилетний мальчишка!

Я собираюсь было поздравить Мишу и их с Аней маму с наступающим новым годом и отойти от экрана, чтобы дать семье спокойно пообщаться до боя курантов, но тут Анина мама неожиданно обращается ко мне:

– Грэй! Или… может быть, я могу называть тебя Сергеем?

– Можете, конечно, – киваю я, хоть и не понимаю, зачем ей это нужно.

– Сергей… Сереженька! Я не знаю, зачем ты все это делаешь, но храни тебя господь! Низкий поклон за то, что спас мою дочь, а теперь спасаешь моего сына! Я – твоя вечная должница…

– Ну что вы… – я смущаюсь и краснею – прямо как Аня, становясь похожим на багровый закат.

Женщина продолжает благодарить, а Аня неожиданно приобнимает меня за плечи и осторожно целует в щеку. Это выбивает из моих легких весь воздух, и я вдруг говорю в камеру:

– Вы знаете, я люблю вашу дочь.

Все замолкают, даже Миша, который трындел что-то на заднем фоне. Аня мягко отстраняется и смотрит на меня, прикусив губу.

– Да, это так, я люблю Аню, – повторяю я решительно и громко. – И говорю это при вас и при Мише, чтобы… чтобы вы знали, что она в надежных руках. Я буду заботиться о ней и обо всех, кто ей дороги…

АНЯ

– Я люблю Аню, – говорит Грэй, и у меня внутри все просто переворачивается. Он говорит это прямо при моей маме и при моем младшем брате! При самых родных, самых близких моих людях! Это не шутки. Это очень, очень серьезно. И я смотрю на него широко распахнутыми глазами, чувствуя, как изнутри меня просто затапливает нежность…

Конечно, я сама пока не готова сказать ему ответное «люблю», но вот его поцелуй – тот, что случился как раз перед звонком мамы и Миши, – уже не был таким пугающим, как предыдущий полтора месяца назад.

Мне понравилось, и я думаю, что хочу еще. Особенно теперь, после его откровений перед моей семьей. Такие вещи не говорят просто так. Можно соврать о любви самой девушке – но ее матери?! Нет. Особенно когда никто не требовал от него этих слов и вообще чего-то подобного…

Мы с мамой и Мишей еще раз поздравляем друг друга с наступающим новым годом, желаем друг другу здоровья и счастья, договариваемся созвониться первого января, и я наконец отключаю смартфон, снова оставаясь один на один с Грэем. Между тем, до полуночи остается всего три минуты, а за окнами начинают пускать фейерверки.

– Что-то рановато, – смеется Грэй.

Я в ответ только улыбаюсь:

– Открывай давай шампанское. Нужно будет успеть загадать желание, пока бьют куранты…

– Ты правда занимаешься такой ерундой? – шутит надо мной мужчина, а я в ответ наигранно-обиженно надуваю губы:

– Это не ерунда! Мои новогодние желания почти всегда сбываются!

– Правда что ли? – удивляется Грэй, как мальчишка, которому сказали, что Земля крутится вокруг Солнца, а не наоборот. – Ну ладно. Ты меня уговорила. Может быть, тогда и мне тоже попробовать загадать?

– Обязательно! – говорю я и хлопаю в ладоши, потому что в этот момент мужчине удается наконец выбить из узкого горлышка пробку, и пенистая струя врывается в наши с ним бокалы, забрызгивая при этом постеленную на стол празднично-белую скатерть и вымытый пару часов назад пол. Скоро ходить по нему будет липко. Но это неважно: главное, что у нас разлито по бокалам шампанское, а до нового года – всего чуть больше минуты.

Поздравление президента мы не слушаем – боже, неужели кто-то вообще все еще слушает его?! – а просто включаем таймер точного московского времени, чтобы не пропустить полночь.

Как только начинается бой курантов, я беру заранее подготовленный маленький листочек бумаги – совсем маленький, буквально два на три сантиметра, – и пишу на нем свое новогоднее желание:

«Хочу, чтобы в наступившем году Миша полностью вылечился от рака и чтобы вся моя семья была здорова и счастлива».

Грэй в это же самое время тоже пишет что-то на своем листочке, а потом, закончив, смотрит на меня:

– Что там дальше в этом твоем ведьминском ритуале?

Я заливисто смеюсь, беру коробок спичек, чиркаю одной и быстро поджигаю лист с желанием. Бумага мгновенно занимается пламенем и начинает сыпаться пеплом, для которого я подставляю бокал с шампанским.

– У меня есть вопросы, но окей, я задам их немного позже… – хмыкает Грэй и повторяет то же самое.

Когда пепел от сожженных желаний полностью оказывается в наших праздничных бокалах, я говорю:

– Пей! – и первая опрокидываю в себя бокал с игристым напитком, заодно тщательно пережевывая пепел.