ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа - Аллен Даллес

Конечно, нет никакой необходимости вербовать самого начальника разведывательного учреждения, как это было в случае с Редлем. Будь у него секретарь, так тот, вероятно, сработал бы почти столь же хорошо. Судите сами: ныне аппарат более или менее значительной разведывательной организации настолько разросся, что шеф просто физически не может быть в курсе всех деталей, которые интересу ют шпионскую службу противника. К тому же центр разведывательной организации ныне столь прочно защищен от проникновения враждебной агентуры, что даже лучшие умы шпионажа, перед которыми была бы поставлена подобная задача, оказались бы не в силах ее решить. Поэтому контрразведка обычно ставит перед собою более скромные задачи: проникнуть в менее важные структуры разведки противника, лишь бы они были непосредственно связаны с проведением шпионских операций. Такими объектами чаще всего становятся разведывательные резидентуры в зарубежных странах. Хорошо известно, что они, как правило, находятся под «крышей» посольств, консульских учреждений и торговых представительств, что обеспечивает офицерам разведки дипломатическую неприкосновенность.

Вопрос только в том: каким образом агент контрразведки проникнет на нужный объект? С помощью каких средств он устанавливает контакт с персоналом разведывательной службы противника? Один из этих путей — появиться в одном из представительств со специально подготовленной информацией, которая может заинтересовать вражескую разведку, и предложить ей свое сотрудничество. В новейшей истории отмечены довольно частые случаи, когда нежданные посетители предлагают интересные в разведывательном отношении сведения. Профессионалы говорят: информация поступила самотеком. Но можно сказать, ни один разведчик не прошел мимо нее.

Конечно, в учреждениях советского блока за пределами «железного занавеса» относятся с еще большим недоверием и подозрительностью, чем даже в самих коммунистических странах, к случайному посетителю. Очень может статься, что его не пустят дальше дежурного по посольству или торгпредству. В конце концов, пройдет ли он дальше входной двери, зависит в основном от качества предложенной информации. Любая разведывательная служба сталкивается таким образом с проблемой: как распознать среди неожиданных посетителей доброжелателей и отделить их от агентов, подставленных, говоря на разведывательном жаргоне, противной стороной? А это — не простой вопрос.

Если контрразведке повезет, агент внедряется в разведывательную службу противной стороны, которая, проверив его на конкретных делах, постепенно будет давать ему все более важные задания. О них агент, естественно, должен своевременно докладывать контрразведке, внедрившей его во враждебную шпионскую организацию.

Советы использовали это в пятидесятые годы против союзных разведслужб в Западной Германии и Австрии. Поток беженцев с Востока был столь велик в то время, что пришлось привлечь помощников из их числа для проведения сортировки и опросов в целях проверки политической благонадежности перемещенных лиц. Советы, конечно, попытались извлечь для себя пользу в создавшейся обстановке и искусно внедряли в этот поток своих агентов, снабдив их предварительно информацией об обстановке за «железным занавесом», которая не могла не заинтересовать западные разведки. Среди задач, которые перед нами ставили Советы, было и выяснение того, как мы обращаемся с перемещенными лицами. Советским шпионам предлагалось также устанавливать контакты с союзным персоналом и выискивать среди беженцев подходящих кандидатов на вербовку.

Подобная тактика внедрения может быть использована и в совершенно противоположных целях, а именно для провокаций — дела древнего и позорного. Выражение «агент-провокатор» — французского происхождения. Такие шпионы, как известно из истории, использовались первоначально во Франции во времена политических смут. Метод этот возродили русские, которые сделали провокацию своего рода искусством. Она превратилась в главный инструмент царской охранки для компрометации и физического устранения революционеров и оппозиционно настроенных элементов. Агент внедрялся в нелегальную организацию и не только шпионил за ее членами и докладывал о них жандармам, но и подстрекал революционеров совершить такую акцию, которая могла бы стать предлогом для их ареста — всех полностью или только некоторых. Поскольку агент докладывал охранке, когда и где точно должна состояться акция, трудностей у жандармов, как правило, не возникало.

Впрочем, операции провокационного характера могут быть чудовищно коварными, запутанными и драматическими. Наиболее отвратительные агенты-провокаторы были похожи на злодеев из романов Достоевского. Провокатор должен играть роль революционного лидера и даже террориста, чтобы члены организации верили ему и беспрекословно выполняли его приказания, которые преследовали лишь одну цель: навести точно полицию на заговорщиков. Если полицейским надо было схватить много участников революционного движения и предъявить им обвинения в серьезных преступлениях, заговорщики должны были совершить что-то экстраординарное, — нежели только проведение тайных собраний. Вот почему в России начала XX столетия происходили удивительные события.

Среди царских провокаторов самой дурной славой пользовался Азеф[102]. Говорят, это он подал идею убить дядю царя — великого князя Сергея и российского министра внутренних дел Плеве. Дело было сделано, после чего охранка схватила террористов.

Один из самых доверенных людей Ленина в период с 1912 года и до Октябрьской революции Роман Малиновский в действительности был агентом и провокатором царской полиции. Он вызывал недоверие у ленинского окружения, но лидер большевистской партии всегда брал его под защиту. Малиновский помог полиции найти подпольные типографии, выдал места, где проводились тайные собрания, и конспиративные квартиры. Но самое блестящее его достижение привело к еще более драматичным результатам. С помощью полиции и благословения ничего не подозревавшего Ленина он добился избрания в Думу — русский парламент — депутатом от большевистской партии, где проявил себя блестящим оратором. Полицейские не раз просили его убавить революционный пыл в своих речах. Конечно, когда вдумываешься в дела Азефа, или Малиновского, или же многих других агентов-двойников, возникает вопрос, кому они были на самом деле преданы? К кому они были лояльны по-настоящему? Наверно, здесь трудно получить определенный ответ. Очевидно, такие агенты-провокаторы настолько вживались в свою роль по прикрытию, что иногда верили в дело, которым прикрывались.

В наши дни, читая в газетах, что в той или иной стране советского блока выдворили кого-то из западных дипломатов, следует иметь в виду: это, возможно, предпринято в ответ на то, что мы задержали с поличным и выслали из США (или какого-либо союзного с нами государства) офицера разведки советского блока. Но не исключено, что подобная мера — следствие провокации, подстроенной какой-либо коммунистической службой контршпионажа.

Выглядит это обычно следующим образом. С иностранцем, работающим где-нибудь за «железным занавесом» неожиданно встречается представитель «антикоммунистического подполья» или личность, недовольная режимом. Встреча происходит в ресторане, на улице или даже в учреждении, в котором служит этот иностранец. Нежданный посетитель передает ему информацию и предлагает свое сотрудничество. Если иностранец проявит интерес, то контакт постепенно развивается. Следуют несколько встреч, поступает новая информация. Все проходит гладко. Но рано или поздно во время очередного рандеву местная служба безопасности арестовывает информатора за передачу секретных сведений иностранной державе. Иностранца тоже задерживают, а поскольку он чаще всего официальное лицо, дипломат, то его отпускают. Однако сразу же министерство иностранных дел этой страны уведомляет посольство, что его сотрудник должен в течение двадцати четырех часов покинуть страну пребывания. В газетах публикуется соответствующее официальное сообщение. А информатор, он же агент-провокатор, выводится из игры.