В центре океана - Александр Сокуров

В меньшей степени она, эта трагедия, нужна тем, кто внимает философу.

Она заставляет слушать — не более того…

Знание об этой трагедии не позволяет слушателю совершить кощунственное действие в сторону философа — не позволяет прервать его.

Ибо если философа остановили — продолжить мысль в ее естественном течении настоящий философ уже не сможет, и правда, что дважды в одну воду не войти…

Если философа прерывают, после паузы он говорит уже совсем другое. Деятельность философа имеет не интеллектуальное, но только нравственное значение.

Большинство философов так не считают. В свою очередь с этим не согласны и большинство читающих и «думающих»…

Однако я не боюсь настаивать на своем.

Только нравственная мотивировка рождает великое философское открытие.

Ибо не мозг открывает «философскую» тайну, а душа.

Художник слеп.

Философ зряч, у философа хорошее зрение.

Художник «вертикален» по своей природе, философ — «горизонтален».

Философия — это плоскость, это горизонт, ибо мал человек, а Вселенная безгранична.

Философ, как бы он ни старался, думает в пространстве, а не во времени. Время — единственное явление, которым человек никогда не сможет управлять. И слава Богу, что не научится.

У философа нет границ.

Поэтому философия не несет в себе главного — чувства трагедии. Поэтому философия на грани сна, засыпания, сказки.

Но чувство трагедии есть у художника.

Откуда оно у него?

От трагичного чувства тесности и во времени, и в пространстве.

Художник — это человек, «возведенный» в квадрат.

Не только в особом, арифметическом смысле, но и в особом геометрическом.

Чувство трагедии оттого, что Искусство вертикально по своей природе и по своему положению в пространстве. Это сложное противоречие.

Удивительно и необычно, что это положение незыблемо.

Искусством перестает быть то, что теряет свою вертикальность.

Вертикальное положение опасно для жизни Искусства, многие погибают, не выдержав тяжести, перегрузок такового расположения в пространстве — и это причина деградации многих художников.

Искусство захлебнулось бы в самом себе, если бы испило чашу горизонта и обрело бы насыщенное равновесие.

Можно ли выработать навык к устойчивости в вертикальном положении?

Нет, нельзя.

Что представляет собой эта вертикальность?

На вершине — смерть, а в основе — жизнь.

Между осуществляется Искусство.

Философ ползает, художник прыгает.

У философа все начинается со слова и заканчивается тем же — словом. Кольцо, лежащее на земле. Философия не может быть идеалистичной, она всегда крайне материалистична. Как бы ни «воспрял» философ.

У художника после слова, мысли, замысла все только и начинается — и это далеко не все. Искусство обязано быть конкретным, оно всегда конкурирующее. В этом беда художников, ибо художник в отличие от философа теряет возможность утаить свое произведение.

Художник обречен на демонстрацию наготы, открытости произведения в той или иной форме, у него мало шансов создать недосказанное, сокрытое, таинственное.

Но почему я так долго и, возможно, скучно говорю об этом?

Может быть, потому что философия и искусство зажили рядом друг с другом и начинают смешиваться друг с другом в замусоленных головах современных людей.

Но есть и загадка: почему есть путь из искусства в философию, но мало кто подтвердит, что есть путь из философии в искусство.

То есть художник может превратиться в философа, но есть ли достаточное количество убедительных примеров, когда философ становился бы великим художником?

(Наверное, такие примеры есть, но я эти примеры не могу осмыслить…)

…Классическая форма любима тоталитарным государством.

Модерн — любимое дитя демократии.

История Искусства — это смена классики, романтизма на вариации модерна и обратно. Римское искусство — классика, Древний Египет — модерн.

Но это, как вы понимаете, скорее гипотеза.

Для Элизабет Сгарби

1.

267

la primavera

…земля, которая не хочет быть ничьей собственностью, но которая порабощена.

С этой земли содрали кожу, не дают ей зажить. Следы от когтей человеческих. Никакого идеализма, реальное насилие.

Художественные достоинства — все в природе фотографической. Оптический реализм.

Это Италия — но холодно. Очень одиноко. Ничего не звучит. Голос спит. Только мышцы и запах дизельного топлива. И так — всю жизнь.

2.

240

Античность. Для того чтобы зацвела одна, лишь одна белая роза, надо культивировать сотни шипов, должны вырасти тысячи пыльных листьев и сухих, почти железных веток.

Камень имитирует небо. Что ж… можно и так. Какая-то удивительно сокрытая красота… Тайна человеческого акцента, одухотворенного взгляда. Почти не чувствуется присутствие оптики, хочется протянуть руку и коснуться белых лепестков… А еще — хочется верить, что у этой розы не только шипы, но и нежное дыхание теплого женского запаха.

3.

265

Ничего не чувствую… только грустно… Для чего цветут эти деревья?

Красота чистой, абсолютной физиологии… Все арифметично, поразительно эволюционно.

Это тишина. Человек ушел на обед, может, спит — и хоть на время оставил в покое землю…

Не тепло — не холодно… А где же птицы? Это что, земля, где весной нет птиц?

Жаль…

Но… поразительная, арифметическая работа с цветом. Геометрия, геометрическое композиционное построение. Пример школьникам, студентам, что в изобразительной культуре может быть сокрыта геометрия.

4.

256

Кинематограф. Сейчас в кадр въедет авто с людьми в серых шляпах, и они быстро выйдут, забегут в дом, раздастся несколько выстрелов, мужчины в серых шляпах не торопясь сядут в машину и быстро уедут, и даже пыль не поднимется из-под колес… И все опять будет тихо… А потом люди будут гадать: когда совершено было преступление — ранним утром или вечером?..