Она уже мертва - Виктория Платова

– Я здесь! – раздался где-то неподалеку голос Шила. – Не отставай.

Спустя секунду она увидела небольшой пролом в казавшейся монолитной стене и мимоходом удивилась: как об этом злосчастном проеме могли пронюхать Шило, а до этого – Тата? Со стороны дороги его не разглядеть, мешают тесно переплетающиеся ветки с колючками едва ли не в два сантиметра длиной – надо бы в следующий раз сфотографировать заросли на общем и крупном плане, чтобы потом идентифицировать растение в Сети.

Еще одно бесполезное знание.

А о том, что привело сюда Шило, она сможет узнать уже сейчас. Если, конечно, тот захочет объясниться. Рассказать, что толкнуло его в объятья совсем недружелюбного кустарника.

За проломом в стене обнаружился сад, чем-то неуловимо напоминающий сад Парвати. Разве что не такой старый. Здесь отсутствовали лишь виноградник и грядки с помидорами, а кипарисовую аллею с успехом заменили два ряда молодых туй, высаженных вдоль дорожки, которая вела к воротам. Все остальное было в наличии – персики, сливы, айва. Имелся даже колодец, гораздо более презентабельный, чем колодец Парвати: вместо деревянного сруба – цементное основание, обложенное плиткой. Но главным украшением участка, несомненно, был дом. К его строительству приложил руку толковый архитектор, неплохо разбирающийся в средиземноморских виллах; собственно, дом и был копией такой виллы – массивной, но не лишенной изящества.

Очевидно, вилла появилась здесь в последнее десятилетие, вместе с каменной оградой и латунной женской кистью. Тогда же были высажены туи и разбиты цветники, окружавшие открытую террасу. Судя по антуражу, неизвестный Полине владелец виллы собирался жить здесь постоянно, но что-то не сложилось. Что-то пошло не так.

Ничем другим не объяснить едва уловимый дух запустения, который царил здесь. Цветочные клумбы утыканы рыжеватыми безжизненными стеблями, под деревьями валяются полусгнившие плоды. Дорожка между туями засыпана листвой. Широкие – в пол – окна первого этажа скрыты за броней железных жалюзи, а входная дверь потемнела и пошла трещинами от времени.

Не самое веселое место, да.

– Не самое веселое место, – задумчиво произнесла Полина.

Все ее попытки вспомнить, что было здесь, под боком у Парвати, двадцать лет назад, не увенчались успехом. Она во всех подробностях могла воспроизвести дорогу к морю. И улицу, ведущую в центр маленького поселка, – каждую ограду на ней и едва ли не каждую калитку. Но все, что касается этого места…

Сплошное черное пятно.

Шило между тем обогнул террасу и направился в дальний угол сада.

– Осторожнее, тут бассейн, – крикнул он. – Не свались!

Похвальная предупредительность, хотя Полина и сама уже увидела широкий прямоугольник бассейна, облицованный той же плиткой, что и колодец в противоположной стороне участка. Кое-где под воздействием солнца и дождей бортики его начали осыпаться, а на забросанном листьями дне стояли лужицы. Но ни листьям, ни лужам не под силу было скрыть рисунок – огромная голова Медузы Горгоны.

Голова занимала центральную часть бассейна и выглядела до жути натуралистичной. Очевидно, плитку, которая пошла на ее создание, делали на заказ. И справились с заказом на твердую пятерку с плюсом: змеи, копошащиеся в волосах горгоны, пугали так, как будто были настоящими. Полина простояла у края едва ли не минуту, не в силах отвести глаз от перекошенного яростью и болью лица. Представить себе, что кто-то барахтается здесь, в воде, под леденящим душу взором героини античного мифа, – невозможно. Немыслимо.

У хозяина дома и бассейна, кем бы он ни был, все в порядке с нервами. Или – не все в порядке с головой.

– Ты это видел? – спросила Полина у Шила.

– Что именно?

– Медузу Горгону. Там, в бассейне.

– Тетка со змеями вместо волос?

– Да.

– А я не мог вспомнить, как ее зовут. Горгона, точно. Чистая ведьма.

– Странное место. Странный дом.

– Хочешь поговорить об этом?

– Хочу побыстрее отсюда убраться.

– Придется подождать.

– Но сначала объясни, что привело тебя сюда?

– Будем считать, что интуиция, – осклабился Шило.

– Я серьезно.

– И я.

Конечно же, он что-то недоговаривал. Темнил. И некому было сказать ему: «Ты врешь, прохиндей!» Право на это имела лишь Парвати, но Парвати умерла.

– Я не помню, что было здесь раньше. На месте этого дома. А ты?

– Ничего особенного тут не было, – Шило неопределенно пожал плечами. – Заброшенный участок с халупой посередине. А в халупе жил какой-то дедуган. Я пару раз сталкивался с ним, но без последствий.

– Лазал по чужим садам? – понимающе улыбнулась Полина.

– Можно сказать и так. Что еще делать малолетнему пацану?

– Ты уже давно вырос.

– Есть такое. Но вот… решил вспомнить детство.

– Поэтому заглянул сюда?

– Почти. Когда-то здесь был спуск к воде. Тропа. О ней я и подумал сегодня. Все остальное – дело техники.

– А… если бы не было этого пролома?

– Он есть, как видишь.

– И ты сразу нашел его?

– Почти. Говорю же – интуиция.

– Хозяин дома не обрадовался бы такому вторжению.

– Хозяина нет. Я такие вещи сразу просекаю. То есть… он, конечно, есть. Гипотетически. Окопался где-нибудь в Лондоне… Или в Монако.

– С чего ты взял?

– Богатый домишко. И построен с размахом. Человеку без достатка такое предприятие не осилить.

– Не вижу логики. Стоит ли выстраивать хоромы, чтобы потом бросить их на произвол судьбы?

– Можешь проконсультироваться у нашего миллионера, когда он приедет. Насчет логики и всего остального.

Конечно же, Шило имел в виду Сережу. Но имени двоюродного брата вслух не произнес. Да и говорил о нем со скрытым презрением, что совсем не понравилось Полине. Подобные недобрые чувства – следствие обычной зависти неудачника к успешному человеку. То же испытывала к Сереже и Маш, и наверняка все остальные. И лишь Лёка по-настоящему любил его. Но любовь деревенского дурачка ничего не стоит. И ее, Полинина, любовь не стоит. Иначе Сережа давно был бы здесь. Иначе он приехал бы в Питер десять лет назад, пятнадцать. Или написал бы ей ободряющее письмо и просто позвонил. Не исключено, что он платит своей многочисленной голоштанной родне той же монетой – презрением. Но, скорее всего, даже на это Сережа не затрачивается. Для него все они – насекомые. Бабочка-огневка, бабочка-капустница, пара богомолов и клопы-солдатики. Есть еще стрекоза красотка-девушка, но пожертвовать ею оказалось легче всего.

Кто же собрал ту проклятую коллекцию?

– …Вот здесь я ее нашел.