Мертвец - Эдуард Веркин

И почём нынче рыбка? — ехидно осведомилась Катька.

Нипочём. Я же не за деньги, а просто, попросили. У его папашки брат родной в Москве в одном вузе ректором, так что вот.

Это я только что выдумал. Экспромт. Сказал с наивозможной небрежностью.

Нормально... — Катька кивнула уже без ехидства. — Нормально. Только он какой-то... Противный.

Привыкай, теперь он в нашем классе учиться будет.

Он же маленький! — удивилась Катька.

Это он только с виду маленький, на самом деле он наш ровесник. Просто... ну...

Я огляделся.

Он это... больной. Что-то эндокринологическое. Нельзя больше трёх килограммов поднимать. Жалко пацана, короче.

Ясно. А я думала, что ты к нему в холуи просто записался.

Промолчал. А что мне было сказать? Я бы и дальше молчал и наливался злобой, но тут из темноты вывалился Вырвиглаз как нельзя кстати.

Как это трогательно! — просюсюкал он. — Милые клянутся в вечной любви над гробом Бэмби...

Чего концерт не слушаешь? — Я отошёл от камня, с независимым видом привалился к сосне.

Всё, концерт накрылся, — сообщил Вырвиглаз. — У Пятака струны порвались, он всех подальше послал, теперь там диско-шмиско играет.

Я прислушался. «Маркус Вольф» больше не звучал, по парку действительно распространялось что-то приторно-карамельное: ты меня не полюбила — нечего любить дебила. Как раз те самые «бобики».

Так и знал, что вы тут, — Вырвиглаз кивнул на камень. — Романтики. А я к тебе, Леденец, между прочим, не просто так. По делу. Там не успел сказать, а сейчас вот...

Зачем? — не понял я.

За бронепоездом, — ответил Вырвиглаз. — У меня к тебе конкретное предложение — пойдём в батор.

Катька скептически хмыкнула. Всё-таки скот. Не мог потом подвалить со своим батором, нет, надо вот так, при Катьке...

Зачем? — опять тупо спросил я.

Ты чего? — хохотнул Вырвиглаз. — Не знаешь, зачем в батор ходят? Сегодня «Вольфы» выступали — это раз. Внеочередной дискач — это два. Все баторцы тут собрались, могу поспорить. А баторки у себя — они тяжёлую музыку не уважают. Так что батор в полном нашем распоряжении!

Катька громко прищёлкнула языком.

Какое везение! — сказала она. — Какая удача! Спешите, может, чего обломится...

А эту дуру, — Вырвиглаз кивнул на Катьку, — эту дуру брось, на фиг её.

Катька рассмеялась.

В батор, в батор, в батор! Пойдём, Леденец!

Прямо сейчас?

Не, блин, послезавтра! Конечно, сейчас. Пойдём-пойдём, давно же собирались.

Вырвиглаз толкнул меня плечом и поковылял по дорожке.

Катька смотрела на меня.

Я стоял. Привалился к сосне загривком, чувствовал, как воротник вляпался в смолу.

Ну, чего стоишь? — спросила Катька. — Давай поспешай. Батор ждёт своих героев. Беги, вы же давно собирались.

Да пошла ты, — сказал я ей.

Даже так? — удивилась Катька.

Даже так.

Я отлепился шиворотом от смолы и тоже попёр по дорожке.

Злость окончательно сконцентрировалась в основании черепа, злость вела вперёд, в голове у меня вскипело, стрельнуло концентрированным микроволновым зарядом, даже темнота и та стала какой-то бордово-злой.

Навстречу катили мотоциклы, все с фарами и с фырканьем — «оппозиты», но не наши, наших я знаю всех. Я для интереса посмотрел на спину лидера, «Zebliaki Motorcycles» на фоне двух револьверов. Понятно, зверьё из Зебляков, я посторонился, сдвинул чуть на правую часть дорожки, зебляки были вообще бандой, плющили всех, операторы машинного доения. А Вырвиглаз пёр как торпеда «Шквал», зебляки его почему-то объезжали.

Достали. Вообще достали. Тварюги.

Глава 15

Батор

— У них же туберкулёз... — с сомнением сказал я.

Да ерунда, — успокоил меня Вырвиглаз. — Тубер только к доходам прилипает, к нам не прилипнет.

А на фиг тебе они вообще? Зачем? Других, что ли, не находишь?

Как это на фиг?!! — горячился Вырвиглаз. — Все пацаны в батор ходят! Кто в батор не ходил — тот не мужик. Ты ходил вот?

Не...

Потому ты и лошандер такой. Я уже пять раз ходил, нормально там, реально.

Сам ты лошандер...

А ты лошидзе, — ответил Вырвиглаз.

Я не стал вступать в спор, начнёшь спорить — и узнаешь, что ты не только лошок и лошагер, но ещё и лошко, лошпен, лошуга, лошинда, лохштейн, ну и так далее.

Вообще ни в какой батор мне не хотелось. Я туда не ходил и ходить не собирался, баторские девчонки у меня никаких чувств не вызывали. Но тут уж так получилось. Катька...

Ну, короче, теперь отказываться было глупо. И к тому же я хотел сделать это назло.

Батор за городом. Как раз между городом и кладбищем, в лесу, может, я уже рассказывал. Там кедровая роща, довольно большая, в ней и устроены корпуса. Построено ещё до войны, раньше тут размещался противогазовый завод, а потом его перенесли за линию и привезли сюда туберкулёзников. С тех пор они тут и живут, отравляют окрестности. Сначала население наше немножко протестовало, потом плюнули, привыкли.

Я однажды видел паспорт баторца, так у него там написано было, что он здесь родился. То есть они вообще наши земляки. Забавно? Вообще, если подумать, у нас в городе много уже взрослых баторцев живёт, только они уже не воспринимаются как баторцы, потому что они взрослые, люди как люди.

Мы шагали по тёмной лесной тропинке, было довольно страшно, к тому же трусливый Вырвиглаз для поднятия собственного духа принялся пересказывать мне все виденные им фильмы ужасов. И в большинстве этих фильмов главные герои почему-то путешествовали по ночным лесам, степям и заброшенным зданиям.

Тогда он вдруг почувствовал, что за ним кто-то идёт. Такие мягкие-мягкие шаги и странный скрежет...

Я терпеливо всё это слушал, ожидая, когда Вырвиглаз сам испугается своих рассказов и заткнётся. Но он не заткнулся, а перешёл на другую тему.

Слушай, Леденец, — сказал он неожиданно, — я чего у тебя хотел спросить? Ты с каких помидоров с этим Денисом связался? У нас на отработке Кузьков говорил, что тебя к нему вроде как приписали...

Спокойно, сказал себе я. Никаких нервов, никаких оправданий. И откуда они все знают...

Баран ты, Вырвиглаз, — зевнул я. — Ты вот думаешь...

Я презрительно плюнул.

А мне плевать, что ты думаешь, я и так знаю, что твой тупой ум уже успел навоображать. Только всё это не так. Совсем не так.

Не так? — Вырвиглаз остановился и уставился в звёздное небо.