Австро-Венгерская династия. Габсбурги на обломках империи - Наталия Сотникова

Даже одиннадцать лет спустя Сисси никак не могла забыть ту встречу на маскараде. Весной 1885 года она сочинила стихотворение, которую сама называла «Песнь желтого домино»:

По-видимому, она хотела поделиться с фон Тайнбургом этим приливом воспоминаний, и в мае написала ему, прося прислать свою фотографию и подписавшись именем Габриэль. Адресат был немало удивлен и взволнован, но побоялся стать жертвой розыгрыша и фотографию не послал:

Сисси пришла в восторг от того, что мимолетная встреча оставила незабываемый след в душе этого человека, явно романтичного склада и столь отличного от окружавших ее мужчин. Она написала ему шутливый ответ, спрашивая, не отважился ли он сфотографировать свою «родительскую плешь», поскольку на него охотно взглянули бы в роли любящего супруга. Но фон Тайнбург, подозревавший, кто на самом деле была эта пленительная незнакомка, решил, что над ним подтрунивают, рассердился и в октябре 1885года написал в ответ:

Елизавету это письмо неприятно удивило, привыкшей к всеобщему поклонению и обожанию женщине было тягостно получить подобную отповедь. Ей было невдомек, что эти несколько обидные слова были адресованы не императрице, а анонимной маске. Сначала она почувствовала себя оскорбленной, но потом разразилась смехом и заявила графине Ференци:

— Теперь он не получит того, что я для него приготовила! — стихотворение так и осталось в ее тетради.

Письма от Желтого домино прекратились, но молодой человек тщательно сохранил все послания таинственной маски, которые нашли в его личном архиве после смерти 86-летнего старика в 1934 году. До самой кончины фон Тайнбург помнил все подробности этой встречи на маскараде. Какова подоплека этого странного маскарадно-почтового романа? Проснулись ли в Сисси при встрече с молодым человеком какая-то дремавшая греза о несбывшейся романтической любви и порыв поймать эту грезу, воплотить ее в жизнь? Эта тайна уже никогда не будет разгадана.

В конце февраля 1876 года Сисси прибыла в Англию, чтобы принять участие в охоте. Все знали, что она является совершенно неустрашимой наездницей. Императрица сломя голову носилась на своих скакунах по полям, иногда в дамском седле, одетая в плотно обтягивавшую ее амазонку и цилиндр на роскошных косах, иногда в туго облегающих замшевых брюках садилась на лошадь по-мужски, а порой вообще ездила без седла. Август и начало сентября 1875 года Елизавета провела в Нормандии, где сняла себе в сельской местности замок Сассето. Для совершенствования в верховой езде Елизавета выписала из Англии преподавателя верховой езды, с которым познакомилась там в прошлом году. Г-н Аллен не интересовался ничем иным, кроме своего ремесла, а потому ставил самые высокие требования к лошадям, конюхам и наездникам. Он убедил императрицу, что ей жизненно необходимо освоить скачку с препятствиями.

11 сентября Сисси должна была объезжать свою новую лошадь по имени Зуав. Но Аллен уже с утра утомил лошадь, и, когда всадница подскакала к небольшой живой изгороди, лошадь на мгновение замешкалась, затем выполнила великолепный прыжок и, неудачно приземлившись на передние ноги, упала на колени. Вследствие сильного удара крепление седла ослабло, Елизавету выбросило из него, она ударилась о поросль вокруг дуба и осталась лежать неподвижно. У нее констатировали сотрясение мозга и огромную гематому на лбу. Это событие вызвало настоящую суматоху в Европе.

Памятуя об этом событии, лорд Спенсер, организатор псовой охоты в графстве Нортгемптоншир, приставил к высокой гостье тридцатилетнего капитана Джорджа Миддлтона (1846–1892), известного в обществе любителей конного спорта под прозвищем Гнедой[62]. Он имел репутацию одного из лучших наездников королевства, но возложенной на него миссией остался в высшей степени недоволен. Миддлтон не собирался отступать от своих обычных правил ведения охоты, даже если в ней будет участвовать императрица. Но лорд Спенсер также знал, что Сисси не потерпит осторожного компаньона.

Скептически настроенный Миддлтон с первого же дня охоты признал, что Сисси является из ряда вон выходящей наездницей, и с ней не может сравняться ни одна англичанка. Императрица пришла в восторг от английской охоты и с упоением предавалась ей. Её фрейлина графиня Фестетич жаловалась:

— Обычно мы выезжали три-четыре раза в неделю, а теперь приходится садиться в седло каждый день.

Сисси также по достоинству оценила все выдающиеся качества своего компаньона и пригласила его осенью в Венгрию на охоту. Придворные были удивлены такой честью, оказанной молодому небогатому офицеру, единственным достоинством которого была репутация несравненного наездника. Ко всему прочему, после падения с лошади он почти полностью оглох и стал совершенно никудышным собеседником. Единственным свидетельством пребывания Миддлтона в замке Гёдёллё и будто бы несколько возбужденного состояния императрицы являются воспоминания Марии, графини фон Лариш, племянницы Сисси.