Правила боя. Исток - Анна Московкина

— Солена?

— Какого Соле… Я и забыл про него! — Колдун невнятно бормотал себе под нос, торопливо запихивая в сумку свитки. Смысл сбивчивой речи я уловила с трудом, ясно осознав лишь концовку. — Пойдем со мной во дворец, с Орником познакомишься.

— Но мне надо в лавку, потом в храм!

— Опоздаешь.

— Я уже опоздала.

— Отпросись, извинись. — Майорин стремительно вылетел за дверь, продолжая на ходу шуршать пергаментом.

Я усмехнулась, у колдуна была дурная привычка читать на ходу, несмотря даже на темень. Прохожие обычно шарахались в стороны, когда встречали человека со светящимися в темноте глазами, уткнувшегося в грамоту. И только благодаря этому он в них не врезался.

Парень очнулся от третьего хлопка, раскрыл глаза.

— Ты?!

— И тебе не хворать.

— Ты меня оглушила!

— И?

— Где колдун?!

— Ушел по делам, просил заглянуть вечером, — пробормотала я, ловя себя на мысли, что он чем-то напоминает мне Сворна. Хотя маг никогда не полез бы в пекло, не выяснив весь бестиарий там проживающий и не узнавши повадки того бестиария.

— Кем он себя возомнил? — Парень сел, потирая ушибленную макушку.

— Сама который год мучаюсь над этим вопросом, — честно ответила я.

Парень бешено повертел головой, но, не найдя объекта своих несчастий, немного успокоился.

— Ты его сестра?

— Да.

— Тоже колдунья?

— Травница. — После летних событий желания называться колдуньей у меня поубавилось. Протянув парню руку, помогла ему встать.

— Ты правда приходи вечером. Поговорите.

— Что с ним говорить! — в сердцах бросил тот.

— Подумай лучше, ну поссорилась твоя сестрица с полюбовником, с кем не бывает. Ты-то тут при чем?

— Она пришла утром, в слезах, заперлась в своих покоях, долго меня не пускала… Потом призналась, все мне рассказала.

— Так уж все!

— Моя сестра мне не врет!

— Ой ли?

Вытолкав вершителя справедливости за дверь и уговорив прийти выяснять отношения вечером, я отправилась в храм, объяснять, отчего опоздала в этот чудесный день и зачем собираюсь его прогулять.

Дождь кончился.

Умытая Вирица сияла в лучах утреннего солнца, переливаясь влажными каменными мостовыми и мокрой пожелтевшей листвой. Западная Велмания много переняла от королевства Луарского, и, как ни ворчали бы старики, не все перенятое пошло во вред. Каменные дома и крепь построили из светлого гранита, крыши покрыли красной черепицей, отчего город выглядел нарядным, если не особо приглядываться.

Два столетия назад выросли башни и дома с островерхими крышами, множество бесполезных, но прекрасных арочек, беседочек, мостиков, поставленных над сточными канавами, отчего красота, радовавшая глаз, оказалась изрядно подпорчена запахом гнили.

Перейдя последний такой мостик, особенно прекрасный и довольно вонючий, я увидела цель своего похода. Центральный район города — обиталище знати и элиты, вирицкий дворец государя и архимага, сияющий в солнечных лучах цветным стеклом витражных окон, как шкатулка самоцветов. Мостовая вымощена диким камнем. Дома в центре аккуратные и большей частью каменные, а деревянные украшены столь замысловатой резьбой, что можно еще поспорить, какие дольше удерживают восхищенный взгляд.

Верховный архимаг государства Велманского Орник Мадера ослабил тугой ворот бархатного кафтана. Он уже давно пересек рубеж зрелости, годы высеребрили виски, проложили морщины на смуглом лице. Но взгляд карих глаз был цепким — птичьим, а крылья крупного носа с горбинкой хищно трепетали. Архимаг носил франтовски подстриженную бородку и аккуратные усы. Мадера чуть улыбнулся собеседнику.

— У меня с утра ярмарочный балаган, — жаловался тем временем Майорин.

Колдун задумчиво уставился на солнце, пощипывая отросшую щетину, а из-под небрежно расстегнутой черной куртки вылезала белая рубашка.

Меня позабавила разность архимага и колдуна: так домашний пес, хранящий хозяйские покои — ухоженный, сытый, но оттого еще более опасный, — отличается от голодного волка, в эти покои рвущегося. Один готов защищать своих хозяев до последней капли крови, другому все равно — жить или умирать, — хуже уже быть не может. Схватись они, и погибнут оба. Но сейчас оба блаженно грели кости на осеннем солнце, дружески перебрасываясь словами.

Сейчас у них был общий враг.

— Что, заманил к себе таки Илаю?

— Да не в ней дело. Брат ее явился, не знаю теперь, что с ним делать. Он меня на поединок вызвал.

— Откажись, — коротко посоветовал архимаг. Я подошла вплотную, но мужчины как ни в чем не бывало продолжили разговор. — Не связывайся с дворянством. И заканчивай со своими похождениями, Майорин. Не приведет это к добру.

— Что ты можешь знать, старый хрыч. Ты давно променял радости холостяка на теплую женушку. Ты опоздала, — с укором сказал колдун мне.

— Извини. Знахарь ерепенился. Здравствуйте.

— Вот, Орник, знакомься. Это Айрин.

— Сударыня. — Архимаг подмигнул колдуну.

Я посмотрела на одного, на другого. Они переглянулись как два мальчишки-заговорщика.

Мадера направился к кованым воротам дворца, обманчиво легкомысленным, но если приглядеться, то становилось заметно, что в толстой стене в пазах прячется защита много надежнее тонких витых прутьев.

Майорин упер мне палец меж лопаток и очень вкрадчиво посоветовал:

— Ничего не бить, не трогать, Орника не оскорблять.

— Да я и не собиралась, — обиделась я, намереваясь возражать дальше, но палец между моими лопатками уверенно направлял меня за архимагом.

Мадера свернул к восточному крылу дворца и нырнул в очередную арку, за которой красивой дугой спускалась лестница. Виток за витком ступени уходили все ниже, погружая нас в подземелья дворца.

Несмотря на магический свет и горящий камин в лаборатории Орника Мадеры, меня пробрала дрожь, та, которая касается больше сознания нежели тела — одна мысль, что над головой тяжело висит громада камня, заставляла неприязненно поморщиться человека, привыкшего ходить по земной тверди, а не в ее глубинах.

В таком подземелье должен обитать скрюченный столетиями алхимик, ставящий неразрешенные опыты, а не главный маг страны. Но алхимика не было, как не было и сушеных крыс, куриных лап и веников трав под потолком, впрочем, последние здесь, скорее бы, сгнили.

Лаборатория была светлая, очень чистая и аккуратная. По стенам стояли шкафы с подписанными дверцами, посреди две пары больших дубовых столов с каменными столешницами. Светляки трепетали в круглых стеклянных лампах под выбеленными сводами лаборатории.