Слепой - Вера Петрук

Арлинг поперхнулся залетевшей в горло шелухой, и долго кашлял, радуясь, что у него появилось время на продумывание ответа. Тереза затеяла смелую игру, но, учитывая, что когда-нибудь его долгие отлучки из столицы станут известными, она была кстати.

– Да, ты знаешь, было дело, – неохотно признался Регарди, гадая, к чему приведет очередная ложь. Успокаивало, что не он был ее зачинщик.

Даррену его слова не понравились.

– Предупреждаю тебя, Арлинг, что если ты тронешь мою сестру хоть пальцем, я проткну тебя шпагой.

– Я понял, – серьезно кивнул Регарди. – Тереза не лжет, мы действительно занимаемся фехтованием. Она очень боялась, что это может повредить ее репутации, поэтому просила не рассказывать даже тебе. Вот. Это правда, честно.

Даррен смерил Арлинга подозрительным взглядом и снова облокотился на перилах, хмуро уставившись на центральную площадь.

Сегодня там собралось на редкость много народа. Людские потоки плавно вливались с примыкающих улиц, превращая площадь в гигантскую колыхающуюся массу. Если бы не количество собравшихся, Регарди решил бы, что началась очередная забастовка ремесленников. Когда же он разглядел несколько помостов, возведенных у памятника Седрика Первого, то сразу почувствовал атмосферу азарта, густо разлитого в воздухе. Народ пришел развлекаться.

– Сегодня какой-то праздник? – спросил он Даррена, не особо надеясь на ответ. Все вело к тому, что им было легче подраться, чем пытаться дальше продолжать беседу.

– Ага, религиозный, – скептически ответил Монтеро и сплюнул на полированную гранитную плиту балкона.

Арлинг наморщил лоб, стараясь вспомнить название праздника и не было ли у него каких-либо поручений от отца по этому поводу, но в голову ничего не приходило. Тем временем, на одном из помостов заплясали языки пламени. Толпа тут же оживилась, зашаталась и хлынула к центру. Заинтригованный, Регарди перегнулся через перила, но площадь была слишком далеко, чтобы в пестром хаосе людских тел можно было разглядеть что-то подробнее.

– Казнь, – процедил Даррен, презрительно глядя на беснующуюся толпу. – Что еще может так завлечь чернь? Педер Понтус с благословления Канцлера и монаршего согласия наконец-то добился своего. Нам говорят – смерть единственное искупление за высший грех перед Богом, а я говорю – у церкви кончились деньги, и борьба с еретиками лишь средство пополнения церковной казны. На прошлой неделе казнили лорда Вигсона за связи с аптуагинскими сектантами. Имущество, конечно, конфисковали. Он приходил к нам на открытие года, помнишь? Между прочим, ветеран войны. Связался с Дваро, за что и поплатился. Церковь, конечно, его земли интересуют. Там одних деревень не меньше десятка будет. В них тоже провели чистку, лишних людей убрали. Вчера вот казнили одну ведьму из Тараскандры, так столько народу явилось, словно сам император выступать собрался. Девица совсем молоденькая была, все плакала. Когда узнал, что ее резать раковинами будут, я бежал с площади так, словно это меня сейчас пытать будут.

Арлинг слушал друга, затаив дыхание. Краска давно исчезла с его лица, уступив место смертельной бледности, которая не осталась незамеченной Дарреном.

– С твоими связями я бы за Магду не беспокоился, – уверенно заявил Монтеро. – Она, конечно, странная, но комиссия ее вряд ли тронет. Во-первых, в деревне, как я понял, ее любят и никто в колдовстве не обвиняет, во-вторых, та девица, которую казнили, была любовницей Вигсона, а в-третьих, ты с Педером в хороших отношениях, верно?

– С Понтусом даже мой отец предпочитает не связываться, – прошептал Арлинг онемевшими губами. – Не знаешь, где сейчас эта комиссия?

– На той неделе была в Тараскандре. Эй, постой, ты куда?

Но Регарди уже не слушал друга, быстрым шагом направляясь к выходу.

– Мне нужно ехать, Даррен! Ведь Мастаршильд сразу за Тараскандрой!

Даррен равнодушно пожал плечами.

– Магда юродивая, таких в деревнях любят. Не думаю, что ее выдадут Педеру. Сельские верят, что сумасшедшие приносят удачу.

Регарди промолчал и, кивнув другу на прощанье, покинул школу.

Даррен, конечно, не мог знать об их разговоре со старостой, который состоялся, когда Арлинг поправился достаточно, чтобы вновь приехать в деревню. Влахо долго трясся и мямлил, прежде чем сумел выдавить из себя решение общины. Их встречи с Магдой должны прекратиться, так как под угрозой благополучие всей деревни. Ожидавший, как минимум, извинения за то, что его оставили лежать на ринге, Регарди вскипел и схватил Влахо за ворот, велев выбирать, чего тот боится больше – гнева Канцлера, который далеко и, возможно, никогда не вспомнит о существовании Мастаршильда и Влахо, в частности, или его, Арлинга, который рядом и очень злопамятен.

Потратив на разговор со старостой больше двух часов и заставив его угрозами и обещаниями золотых гор молчать об их встречах, Регарди не смог избавиться от предчувствия – времени у них с Магдой осталось мало.

В Мастаршильд пришла осень, осыпав мягкие холмы золотом побуревшей листвы. По ночам случались заморозки, оставляя после себя иней и тонкие корки льда на лужах, но дни стояли сухие и теплые.

«А в прошлом году в это время уже лежал снег», – подумал Регарди, глядя на низкие деревенские дома, уже погрузившиеся в тени сумерек. С крыши старой часовни, заброшенной после того, как наместник отстроил новый храм, была видна вся деревня – крошечный мирок его личного счастья в огромном мире бесконечных вопросов.

На потрескавшийся от старости подоконник тяжело плюхнулась толстая сонная муха, но Арлинг безжалостно скинул ее вниз. Выглянув в узкое чердачное окно, он проследил взглядом за черной точкой, пока та не растворилась за пределами света масляной лампы. Странно, но насекомое даже не пыталось взлететь, покорно утонув в ночном сумраке.

Арлинг запоздало оглянулся на Магду, испугавшись, что она разозлится на него из-за мухи, но девушка занималась тем же, чем и в последний час – выдергивала травинки из кучи соломы, которая сушилась в углу чердака, и сплетала их в загадочные узоры. Регарди она почти не замечала и лишь изредка просила его достать дальние, но, несомненно, очень нужные соломинки.

По мере того как на землю опускалась ночь, на крыше часовни становилось заметно холоднее. Они забрались сюда посмотреть осенний звездопад, который, как считала Магда, должен был случиться в полночь. Арлинг предпочел бы оказаться в другом месте, но спорить с любимой не стал. Он до сих пор не мог простить себе, что опоздал на ее день рождения. Единственный прямой тракт перекрыли из-за внезапного обвала в Совином Ущелье, а так как с Регарди был целый обоз фейерверков, то пришлось искать обходную дорогу, из-за чего он добрался в Мастаршильд только к вечеру.

Впрочем, его усилия оказались напрасны. Каким-то образом узнав о сюрпризе – Арлинг подозревал болтливого старосту, – Магда стала умолять его не будить страшные огни, в результате, обоз с искрящимися фонтанами, золотыми шарами и разноцветными звездами так и остался пылиться у Влахо в сарае. Ну и пусть Арлингу пришлось продать двух лучших кобыл, чтобы достать деньги. Деньги давно перестали иметь для него значение.