Не ведая страха. Битва за Калт - Дэн Абнетт

Башня линкора «Честь Макрагге» взрывается.

В фазе открытых боевых операций, особенно оказавшись обороняющейся или контратакующей стороной, необходимо действовать с упреждением событий. Определите, какие ресурсы вам понадобятся, чтобы добиться преимущества и вынудить противника защищаться. Установите, чем из этих ресурсов обладает ваш оппонент. Заберите их у него. Не гонитесь за славой. Не ввязывайтесь в безнадежные противостояния. Не пытайтесь меряться с ним силой, если знаете, что он сильнее вас. Не тратьте времени зря. Решите, что сделает вас достаточно сильным, а затем получите это. Наиболее желанным благом всегда является способность вести войну.

Жиллиман. Примечания к Воинской кодификации, 14.2.XI

[отметка: 4.12.45]

Светает рано. Еще один прекрасный день в устье реки. Свет — это очень хорошо, Олл прикидывает, что у них может выйти лишний час или около того для работы. Час — это еще две порции темнотравья. День тяжкого труда ради хорошей выручки.

Руки болят от жатвы, но он хорошо выспался и пребывает в отличном настроении. Яркий солнечный свет всегда воодушевляет его.

Он встает и возносит молитву. В беленом сарайчике позади дома находится гравитационный душ. Он дергает за шнур и встает под струю. Он моется и слышит, как она поет в кухне.

Когда он вытирается, одевается и заходит в кухню, ее там нет. Он чувствует запах теплого хлеба. Дверь кухни открыта, и на плиты пола льется солнечный свет. Наверное, она отошла на секунду. Вышла за яйцами. В теплом воздухе пахнет сеном темнотравья.

Он присаживается за потертый кухонный стол.

— Пора браться за дело, Олл.

Он поднимает глаза. В дверном проеме стоит человек, солнце светит на него сзади, и Олл не видит его лица.

Но Олл Перссон знает его. Он прикасается рукой к висящему на шее маленькому знаку инстинктивным охранительным жестом.

— Я сказал…

— Я тебя слышал. Я займусь этим, когда буду готов. Моя жена готовит завтрак.

— Упустишь свет, Олл.

— Моя жена готовит завтрак.

— Это не так, Олл.

Человек входит в кухню. Он не изменился. Да и не мог, так ведь? Он никогда не меняется. Эта уверенность. Это… обаяние.

— Не припомню, чтобы приглашал тебя, — произносит Олл.

— Меня никто никогда не приглашает, — отзывается человек. Он наливает себе в кружку молока.

— Меня это не интересует, — твердо говорит Олл. — Зачем бы ты ни пришел, меня это не интересует. Ты зря потратил время на путешествие. Теперь это — моя жизнь.

Человек садится напротив него.

— Это не так, Олл.

Олл вздыхает.

— Замечательно снова тебя повидать, Джон. А теперь проваливай из моего дома.

— Не веди себя так, Олл. Как дела? Все такой же богобоязненный и преданный?

— Теперь это моя жизнь, Джон.

— Нет, — произносит человек.

— Убирайся. Мне ни до чего нет дела.

— Боюсь, у тебя нет выбора. Прости. Положение дел немного изменилось.

— Джон… — предупреждающе почти рычит Олл.

— Я серьезно. Нас не много, Олл. Ты это знаешь. Мы с тобой можем положить руки на стол, пересчитать всех, и еще останутся свободные пальцы. Нас никогда не было много. А теперь осталось еще меньше.

Олл встает.

— Джон, послушай. Позволь, я буду выражаться предельно прямо. У меня на это никогда не было времени. Я никогда не желал ни в чем участвовать. Я не хочу знать, с какими проблемами ты явился к моей двери. Ты мне нравишься, Джон. Честно. Но я надеялся, что больше никогда тебя не увижу. Я просто хочу жить собственной жизнью.

— Не жадничай. Ты прожил несколько.

— Джон…

— Перестань, Олл! Ты и я. Улей Анатоль? Ну же. Панпацифик? Скажи мне, что это не считается.

— С тех пор прошла целая жизнь.

— Несколько. Несколько жизней.

— Теперь это — моя жизнь.

— Нет.

Олл яростно глядит на него.

— Мне бы хотелось, чтобы ты ушел, Джон. Уходи. Сейчас же. Пока моя жена не вернулась из курятника.

— Она не вернется из курятника, Олл. Она не уходила в курятник.

— Убирайся, Джон.

— Это твоя жизнь, да? Это? Бывший солдат, который стал фермером? Вышел в отставку и зажил в пасторальной гармонии? Добрый честный труд за простую пищу и хороший отдых ночью? Так, Олл? Это — твоя жизнь?

— Теперь — да.

Человек качает головой.

— А что ты будешь делать, когда тебе это надоест? Бросишь и займешься чем-то другим? Когда устанешь быть фермером, что тогда? Преподавание? Изготовление пуговиц? Запишешься во Флот? Ты можешь, ведь ты уже был в Армии. Что будешь делать? Бывший солдат-фермер-вдовец?

— Вдовец? — рявкает Олл, вздрагивая от этого слова, как будто оно жужжит у него перед лицом, намереваясь ужалить. — О каком вдовце ты говоришь?

— Да брось, Олл. Не вынуждай меня делать всю тяжелую работу. Ты же знаешь. Она не в курятнике. Она не готовит завтрак. Она не пела тут только что. Она никогда не селилась на Калте. Она умерла, несчастная любовь, еще до того, как ты вообще вступил в Армию. Последний раз вступил в Армию. Ну же, Олл, у тебя в голове небольшая путаница. Это шок.

— Оставь меня одного, Джон.

— Тебе известно, что я прав. Известно. Я это вижу по твоему лицу.

— Оставь меня в покое.

— Давай. Подумай.

Олл глядит на него.

— Ты у меня в голове, Джон Грамматикус? В моей чертовой голове?

— Клянусь, что нет, Олл. Я бы не сделал этого без приглашения. Дело в тебе. Травма. Это пройдет.

Олл снова садится.

— Что происходит? — шепчет он.

— У меня мало времени. Я тут ненадолго. Простой разговор с тобой требует огромных усилий. Ты нам нужен, Олл.

— Это они тебя послали? Бьюсь об заклад, что да.

— Да, они. Они. Но я имел в виду не их. Я говорил о людях. В тебе нуждается человеческая раса, Олл. Все скатилось в дерьмо. Очень, очень плохо. Ты не поверишь. Он проиграет, а если проиграет он, то проиграем и все мы.

— Кто проиграет? — спрашивает Олл.

— А как ты думаешь?

— В чем он проиграет?

— В войне, — произносит Джон. — Это она, Олл. Большая, о которой мы всегда говорили. Которую всегда предвидели. Она уже идет. Чертовы примархи убивают друг друга. И последний цикл опустошения творится здесь, сегодня. Прямо на Калте.