Сикстинский заговор - Филипп Ванденберг

Еллинек замялся:

– Вы преданы Беллини, монсеньор?

– Что значит – предан? Я на его стороне, если вы это имеете в виду. И к тому есть основания.

Кардинал поднял глаза.

– Вы же знаете, – продолжал Штиклер, – Ватикан – это уменьшенная модель государства, со своим правительством, своими партиями, поддерживающими отношения или стремящимися оттеснить друг друга. У одних больше власти, у других – меньше. Здесь есть покладистые люди, приятные и неприятные, опасные и безобидные. Ошибочно было бы полагать, что в Ватикане царят благочестие и смирение. Я служил при трех запах и знаю, о чем говорю. От смирения до преступного безумия всего пара шагов. Порой забывают, что курия состоит из людей, а не из святых.

– При чем здесь Беллини? – спросил Еллинек.

Монсеньор помолчал и затем ответил:

– Я доверяю вам, господин кардинал. Я вынужден это делать лишь потому, что у нас, кажется, общие враги. Беллини – глава группировки, которая уверена в том, что Джанпаоло убили, и, вопреки указанию государственного секретариата, продолжает расследовать это дело. Разумеется, пакет с вещами папы был отправлен в качестве угрозы, чтобы вы прекратили свои исследования. Но мы можем считать это и доказательством того, что причина смерти последнего папы – чьи-то тайные махинации.

– Вы можете назвать имена участников заговора? Зачем же было убивать папу?

Монсеньор Штиклер убрал с доски своего короля в знак того, что сдается и партия окончена. Потом посмотрел в глаза кардиналу и сказал:

– Я попрошу вас сохранять тайну, Ваше Высокопреосвященство, но теперь, когда мы в одной лодке, расскажу вам все, что знаю.

– Касконе? – спросил Еллинек. Монсеньор согласно кивнул:

– В документе, который таинственно исчез после смерти Джанпаоло, были подробные сведения о реорганизации курии. На все посты назначались новые люди, многие должны были уйти в отставку. Это прежде всего кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе, руководитель Istituto per le Opère Religiose Фил Канизиус и Франтишек Коллецки, просекретарь Конгрегации католического образования. Если бы Джанпаоло не умер в ту ночь, эти господа сегодня не занимали бы свои посты.

– Разве так просто сместить с должности государственного секретаря?

– Не существует ни закона, ни предписания, которые запрещали бы это делать. Хотя за все время существования курии такого не случалось.

– А я всегда считал Касконе и Канизиуса конкурентами.

– Так оно и есть. Можно сказать, что они соперничают друг с другом. Касконе – высокообразованный человек, который гордится своей должностью. Канизиус по происхождению крестьянин. Крестьянином он остался и по сей день. Он родился недалеко от Чикаго и всегда мечтал занять высокий пост. Его потолок – это пост епископа в курии. Хотя и епископство льстит ему. Организация IOR была немногочисленной, когда он занял свою нынешнюю должность. Но постепенно Канизиус сделал ее уважаемым финансовым учреждением. У Канизиуса есть нюх на деньги, он бы продал в Америку и папскую тиару, если б можно было. Финансовые операции сделали Канизиуса могущественным человеком в курии. Разумеется, государственный секретарь, олицетворяющий мирскую власть Ватикана, был этим недоволен. Мне кажется, они ненавидят друг друга в душе, но оба заинтересованы в том, чтобы хранить эту тайну. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Беллини – враг Касконе, Канизиуса и Коллецки?

– Правда, неофициальный, Ваше Высокопреосвященство. Беллини – первый человек в курии, кто усомнился в естественности смерти Джанпаоло и открыто заявил об этом. Поэтому Коллецки, Канизиус и Касконе избегают Беллини. Но еще больше они боятся меня. Наверное, догадываются, что мне известно все об исчезнувшем документе, в соответствии с которым эту троицу следовало давно отправить в отставку. Думаю, они очень расстроились, когда очередной папа избрал меня своим камердинером.

– Его Святейшество знает об этой истории?

– Я обязан молчать, Ваше Высокопреосвященство, и не должен говорить об этом даже вам.

– Вы не обязаны отвечать, но я попробую догадаться сам.

Вдень после третьего воскресенья Великого поста, находясь в секретном архиве Ватикана, кардинал Еллинек сделал удивительное открытие. По причинам, до конца непонятным даже ему самому, кардинал не посещал отделение архива, где три недели назад перед ним предстал незнакомец. И его не оставляло чувство, что он мог там кое-что упустить, какую-то деталь, нарушавшую картину, нечто, что стало бы ключом к разгадке тайны. Но последний разговор с монсеньором Штиклером прибавил ему смелости, и кардинал уверился, что замеченные им в библиотеке ноги принадлежали человеку, а не призраку. Таинственный гость, принесший ему пакет с тапочками и очками, был вполне земным существом – обычным наемным агентом. Видения, которые у него были в библиотеке, теперь казались следствием напряжения и волнения.

Колеблясь от рационального объяснения до иррационального страха, кардинал тихим, но твердым шагом направился в темные внутренности библиотеки.

Серийный кожаный переплет обратил на себя внимание только потому, что он выдавался больше других книг на полке, будто кто-то слишком поспешно поставил его на место. Взяв его в руки, кардинал прочел на обложке надпись, тисненную золотыми, но уже выцветши. ми буквами. Надпись, которая привиделась ему в тот раз: LIBER HIEREMIAS.

Но хранить эту книгу в секретном архиве не было никакой причины! Еллинек знал ее начало почти наизусть: «Слова Иеремии, сына Хелкиина, из священников в Анафофе, в земле Вениаминовой, к которому было слово Господне во дни Иосии, сына Амонова, царя Иудейского, в тринадцатый год царствования его».[136]Но, к удивлению кардинала, содержание книги оказалось другим. Под титульным листом с надписью «Книга Иеремии» обнаружился иной титульный лист с названием «Книга знака», но без указания автора. Первая страница книги совсем истерлась, верхняя ее часть и вовсе была вырвана, но то, что можно прочесть, не было словами Иеремии. В книге было написано: «И сказал я: я здесь, тогда указал Он мне путь истинный, пробудил от дремоты моей и сподвиг меня на написание. Никогда прежде не было со мной подобного, и укрепил я волю свою, и посмел воспарить над помыслами своими. Нарекали они меня и еретиком, и язычником, потому что решил служить Господу правдой, а не бродить во мраке, как иные. Опустившись на самое дно, они и подобные им мечтают опутать меня суетностью своею и происками. Но Господь оградит меня и оставит на пути истинном, не даст спутать с ложным». Необычные, пророческие слова, но Иеремия об этом же говорил иначе: «И было ко мне слово Господне: прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя».[137]