Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

— Я хотел первый сказать, — шепчет в губы. — Но ты как всегда опередила. Я тоже люблю тебя. Люблю, Вика. И тебя, и дочь, которую ты под сердцем носишь. Обеих люблю больше жизни.

Что ещё нужно от жизни женщине? Когда твоему сердцу вторит ещё одно маленькое внутри, а сильные мужские руки так бережно и по-хозяйски прижимают к широкой груди. Когда взаимно. Когда надёжно. Когда вот так честно и по-настоящему.

Тогда и еда вкуснее, и сон слаще, и жизнь ярче. И хочется мечтать.

* * *

Второй триместр действительно более спокойный и гладкий. Токсикоз ушёл бесследно, живот ещё небольшой и сильно не ограничивает. Мне уже не хочется постоянно спать, а подушка не кажется магнитом для моей чугунной головы. Сил прибавилось, настроение стало ровнее, работоспособность почти вернулась на прежний уровень. Конечно, я больше столько стараюсь не работать. Нужно полноценно отдыхать, гулять, питаться, о чём мне постоянно напоминает мой доктор. И я сейчас не о Дарине Фёдоровне.

Илья со мной на работе только здоровается и то через зубы, а мне и такое приветствие выдавить сложно. Обычно киваю, чтобы коллеги меньше судачили и вопросов задавали, и на этом всё. Мне ни к чему с ним воевать. Как я уже сказала: приоритеты не те. Не лезет ко мне, и хорошо, я не лезу к нему. Работе это не мешает, мы ведь особо не пересекаемся.

Захара я тоже не стала расспрашивать, как он с ним разобрался тогда. Решила побыть девочкой и дать возможность мальчикам разобраться самим. Предполагаю, что без помощи Котовского тут не обошлось, но выяснять подробности просто не имею желания.

Вместо интриг и разборок я лучше сконцентрируюсь на малыше и наших с Зерновым отношениях.

Комиссия в облздраве рассмотрела вопрос Захара, но как любые бюрократы, выводы сделала удобные для себя. К сожалению, начмеду роддома была спущена настоятельная рекомендация снять Зернова с должности заведующего родильным отделением. И как Ульяна Денисовна не билась за него, как не пыталась отстоять, ничего у неё не вышло. Обидным стал ещё тот факт, что руководить родильным назначили даже не Дарину Фёдоровну, а Жестякова, а её отправили в патологию. Захар, конечно, расстроился, даже разозлился, но взял себя в руки и вышел из отпуска на место рядового врача отделения.

Как подбодрить его и успокоить я не знаю, поэтому просто нахожусь рядом, чтобы поддержать. Зернов мог бы, конечно, уйти на полный день в «Импульс-мед», вести практику только там. Его бы с руками и ногами забрали, заведующая клиникой звала, но он не из тех, кто, столкнувшись с трудностями, так просто отступает. Захар любит свою работу. Новые люди приходят в этот мир, и его призвание помогать им сделать первый вдох.

Мама за меня очень порадовалась, когда узнала, что мы с Захаром теперь пара. Правда сперва я выслушала претензию и обиду, потому что узнала она об этом не от дочери, а от… тёти Гали. Та без всякой задней мысли позвонила маме поболтать. Теперь они частенько общаются, заезжают в гости друг к другу и только Бог знает, что обсуждают.

На новый год снег не выпал. Жаль, очень хотелось. Захар обещал, что на следующий год мы обязательно съездим в годы, но в этом ему первого января на дежурство, а одну он меня в глубоком положении не отпустит. Да я одна бы никуда и не дёрнулась. Никто не говорит о лыжах, просто хочется побыть в зимней сказке.

Новогоднюю ночь мы проводим вдвоём. Стукнулись бокалами под бой курантов, съедаем по бутерброду с икрой и умащиваемся на диване смотреть кино под мерцание разноцветных гирлянд на окне. На улице начинают взрываться фейерверки, раздаются крики радости, визг, хохот. А нам так хорошо и спокойно. Так тихо и радостно.

А ещё я почувствала её — нашу малышку. Будто кто-то легонько дёрнул беззвучную струну. Думаю показалось, но потом это повторяется, и снова. Я вскакиваю, замираю, прислушиваюсь. Захар сначала пугается, но потом понимает, обнимает меня, положив ладони на живот, и мы долго-долго стоим у окна, наблюдая за новогодним весельем снаружи.

Так приятно, наконец, снять зимнюю куртку и надеть что-то легче. Хотя в полной мере говорить о лёгкости в этот период мне не приходится. Второй триместр пролетел, начался третий. Поначалу отличий я и не видела, но уже к двадцать восьмой неделе стала замечать, что передвигаться, делать обычные бытовые дела да и просто обслуживать себя стало труднее. Малышка уже была размером с небольшую тыкву и, если верить приложению, весила около килограмма.

К тридцатой неделе, когда пришло время оформлять декретный отпуск, я начала замечать, что сначала к вечеру, а потом и к середине дня мои ноги стали отекать. Обувь казалась плотноватой, пришлось покупать на пару размеров больше.

Дарина Фёдоровна назначила мне компрессионные гольфы, надевать которые оказалось тем ещё квестом. С утра я встаю, принимаю душ, потом лежу минут пятнадцать с ногами на стене, и только потом натягиваю гольфы. Тоже с ногами кверху.

Когда Захар с утра дома, он помогает, а когда на работе, приходится самой.

Дочке в животе это не особо нравится. Стоит пять минут полежать в такой позе, как она начинает нещадно сражаться с моим мочевым пузырём.

Кстати о последнем, такое ощущение, что он уменьшился до размеров напёрстка. Мне хочется в туалет так часто, что иногда я думаю, что и выходить из него не стоит.

Спина тоже напоминает о себе, и я всё чаще становлюсь в коленно-локтевую, чтобы снять напряжение с поясницы. А когда ещё и Захар при этом делает мягкий массаж спины, то вообще отлично.

Иногда я снимаю одежду и, оставшись в одном белье, кручусь у зеркала, рассматривая изменения в своём теле. Живот уже такой большой, что это вызывает трудности в некоторых гигиенических процедурах, но я всё же кое-как справляюсь.

Первые дни в декретном отпуске я пребываю будто не в своей тарелке. Странно, что никуда не нужно торопиться. Встаю поздно, сонная провожаю Захара на работу, пью чай, наблюдая в окно за уже во всю зеленеющей природой. Делаю лёгкие упражнения из йоги для беременных, принимаю душ. А потом иду на прогулку.

С каждым днём становится всё теплее. Приятно пройтись, глубоко вдыхая свежий воздух и подставляя весеннему солнцу лицо. Я позволяю себе это всего на пару минут, потому что читала, что может проявиться пигментная маска, обусловленная гормональной активностью, да и привычные веснушки потом замазывать. Но всего на несколько минут не могу отказать себе в удовольствии.

С каждой новой неделей меняется мой сон. То снятся яркие цветные сны, будто фильм смотрю какой-то, то вдруг просыпаюсь среди ночи и долго не могу уснуть. Малышка в животе повадилась ночью играть в футбол в моём животе, а вот днём не раз пугает меня, заставляя теребить Захара с просьбами послушать сердцебиение.

Зернов, кстати говоря, переехал ко мне, но мы условились, что после родов будем жить у него. И места больше, и для Полины есть отдельная комната, в которую она переедет со временем.

А ещё у меня начинается, как его называют, период гнездования. Это такое интересное состояние, когда хочется бесконечно создавать вокруг себя и близких уют. Я перестирываю и переглаживаю дома все шторы, убраюсь в шкафах и тумбочках, даже в тех, куда не заглядывала тысячу лет. И, конечно же, мы с Захаром делаем набег в детский магазин. Мне кажется, у меня трясутся руки, когда я прикасаюсь ко всем этим распашонкам, бодикам и крошечным носочкам. Да что там у меня — у Зернова тоже. Он едва ли не каждый день берёт в руки только что родившихся младенцев, но это другое. Это его дитя. И мне кажется, в этом магазинчике голову ему срывает даже больше, чем мне.