Чингисхан. Кости холмов - Конн Иггульден

Ала ад-Дин Мухаммед подал знак трем родовитым всадникам, что скакали позади слона. Заодно шах взглянул и на Джелал ад-Дина. С пламенем праведной ненависти к врагам юноша скакал подле отца. Когда всадники подъехали ближе, шах Мухаммед поприветствовал их величественным взмахом руки.

– Доставьте мой приказ передовым частям, – объявил он. – Пусть выдвинут фланги широкой линией. Куда бы ни ударили враги, мы возьмем их в кольцо.

– Господин, – взвыл побледневший Аббас. – Они уже атакуют.

– Как? – возмутился шах.

Удивленно прищурив глаза, он будто не верил тому, как близко подступили монголы. Издали слышались крики людей, пытавшихся укрыться щитами от града летящих стрел.

Колонны монгольских всадников обходили передовые позиции и неслись вдоль беззащитных флангов шахского войска. Ала ад-Дин смотрел, затаив дыхание. Калифа мог бы остановить их, но негодяй предал своего господина. Шах чувствовал на себе буравящий взгляд сына, но пока не мог ввести в бой отряд личной гвардии. Он боялся остаться без защиты, к тому же у него не было других лошадей.

– Передайте генералам, чтобы не останавливались. Пусть идут вперед и прикрываются щитами. Если монголы подойдут слишком близко, стрелять, не жалея стрел.

Благородные всадники помчались вперед, а слон, мерно раскачивая паланкин, зашагал дальше, равнодушный к тревогам шаха.

Стоя в стременах и держа в руках натянутый лук, Субудай несся во весь опор вдоль фланга армии хорезмийцев. Стараясь не потерять равновесия, Субудай подчинялся ритму движения. Он чувствовал каждый удар копыт своего скакуна, и когда конь отрывался от земли всеми четырьмя ногами, наступал момент невесомости. Полет длился не дольше мгновения, но Субудай пользовался кратким мигом, чтобы пустить стрелу. И стрелы метко разили врагов, сбивая их с ног.

Субудай слышал команды шахских военачальников, странные звуки, непонятные слова долетали до него вместе с ветром. Шах был надежно укрыт в самом сердце своего войска. Глядя на столпившихся в центре всадников, Субудай недоуменно покачал головой. Что проку было от этой толпы, запертой со всех сторон и лишенной возможности маневрировать? Слоны тоже находились слишком далеко за рядами пеших воинов и были неуязвимы для стрел. «Возможно, шах дорожит этими зверями сильнее, чем людьми?» – подумал Субудай. Он сделал еще одно наблюдение, которое следовало взять на заметку. Пока Субудай размышлял, тысячи воинов подняли луки и тысячи стрел взмыли в воздух. Следуя инстинкту, Субудай тотчас пригнулся. Усиленные двумя изгибами, луки хорезмийцев стреляли дальше китайских. При первой атаке фланга Субудай потерял людей, но не мог оставаться вне досягаемости вражеских лучников. Рассчитывать, что на таком расстоянии свои стрелы попадут в цель, было трудно. Поэтому Субудай снова повел колонну в атаку, разя противника на скаку и тут же отступая назад, чтобы уйти от ответного залпа. Этот маневр был сопряжен с риском, но Субудай начинал чувствовать, сколько времени имелось в его распоряжении, чтобы прицелиться. Хорезмийцам приходилось стрелять по цели, которая находилась в постоянном движении, тогда как лучники Субудая могли просто расстреливать общую массу.

Командиры тысяч следовали тактике Субудая. Каждая колонна из тысячи всадников подлетала к противнику, обстреливала его и немедленно уносилась прочь. Армия шаха продолжала движение, и хотя многие спасались от стрел за щитами, мертвые тела все гуще покрывали путь к горному перевалу.

Уводя свою колонну после третьей атаки по более широкой дуге, чем прежде, Субудай взглянул в сторону перевала. Как только передовые отряды шахского войска доберутся до подножия гор, шанс проскользнуть на перевал и соединиться с Хачиуном будет потерян. Войско шаха закупорит проход в горах, словно пробка бутылку. Времени до того, как перевал будет закрыт, оставалось совсем немного. Не зная, как поступить, Субудай колебался. Если шах продолжит двигаться с такой скоростью, то летучие отряды монголов останутся позади, а войско хорезмийцев прорвется к Отрару. Вряд ли четыре тысячи Хачиуна остановят такую массу. Но Субудаю ничто не мешало продолжить атаковать арьергард шахского войска, и полководец подумал, что это верное решение. Его люди могли еще уничтожить тысячи беззащитных пеших воинов, и шах был бы не в силах помочь им. Затем Субудай мог бы провести минганы по любому из двух оставшихся перевалов в обход армии шаха и успеть под стены Отрара на помощь Чингису.

Одного этого было мало. Несмотря на то что монголы положили тысячи хорезмийских воинов, армия шаха практически не пострадала. Ряды живых смыкались над трупами и продолжали идти вперед. И когда они минуют перевал и достигнут равнины у Отрара, перед Чингисом будет стоять все та же задача, для решения которой и послан был Субудай. Шах нанесет удар хану спереди, а гарнизон Отрара, дождавшись своего часа, ударит в спину.

Субудай вновь повел своих людей в бой, пуская тысячу стрел одним залпом, но внезапно путь преградила другая группа из тысячи всадников. Субудаю даже пришлось осадить коня, чтобы не столкнуться с дурнем, который тоже вел в атаку свою тысячу. Хорезмийцы воспользовались замешательством среди монголов и окатили их градом стрел. На этот раз стрелы попали в цель, и десятки всадников и лошадей упали на землю. Прежде чем обе тысячи смогли разминуться, Субудай выкрикнул командиру мингана пару нелицеприятных слов, и на лице того промелькнуло выражение испуга. Субудай понимал, что командир другой тысячи не виноват. Субудай готовил свой тумен к такой атаке, и, хотя его люди были обучены этому, «оплетать» шахское войско без ошибки было не так-то просто. Однако это обстоятельство не спасало незадачливого командира от публичной выволочки, которую намеревался позже устроить ему Субудай.

Армия шаха достигла перевала, и Субудай окончательно лишился возможности проскочить в горы раньше врагов. Он искал Джелме, который тоже где-то атаковал противника «плетеным» строем, но не находил генерала. Хвост неприятельского войска втягивался в проход между горами, следуя за своим шахом туда, где, как ему казалось, он был в безопасности. Удары по флангам уходящего войска теперь наносились чаще, поскольку для маневров монгольских конниц оставалось все меньше места. На глазах у Субудая некоторые командиры безрассудно и яростно обрушивались на врага, кромсая его мечами и врезаясь в ряды бегущих. Те громко кричали, еще пытались отразить нападение, защищаясь что было сил, но с каждым шагом вперед их число сокращалось. Еще немного – и летучие отряды монголов окажутся в большинстве. Тогда Субудай решает полностью отсечь хвост уползавшей в расщелину армии хорезмийцев.

Полководец послал людей передать приказ, но в этом вряд ли уже была необходимость. Монголы согнали остатки шахского войска в плотную массу, у перевала создалась давка, так что движение почти остановилось. И по мере того как продолжалась жестокая резня, земля у входа на перевал обливалась кровью и покрывалась слоем разрубленных тел, рук, голов.

Около сорока тысяч воинов застряли у перевала, и внезапно их охватило волнение. Субудай поднял голову, прислушался, и ему показалось, что вдали раздаются крики отчаявшихся людей, разносимые эхом по холмам и ущельям. Хачиун начал бой. Колчан Субудая опустел, и полководец, полный решимости довести дело до конца, обнажил меч.