Пока ты веришь - Ирина Шевченко

И получалось… Ерунда полная получалась.

Прав Кентон: десять тысяч — многовато будет. Мягко говоря. Но у Мерита денег куры не клевали, притом что сам он был, как всем известно, не жилец… Разве тот же Кентон за кошелек держался бы, зная, что откинется скоро? А может, господин Эйден решил таким образом от старых грешков откупиться?

Шефа Бейнлафа больше устроило бы, будь Мерит гилешским шпионом, а девица Гроу — его пособницей. Но не складывалось. Никак не складывалось…

Но, может, и сложится еще. Чувства все эти, порывы внезапные сильно общую картину искажают, но, с другой стороны, одно другому не мешает: можно и страсть иметь, разделенную или проплаченную, и при этом на соседнюю державу работать. Все равно у Сидды других версий пока не было, а значит, эту нужно отработать как положено.

Эби отпустили под вечер.

Вызвали из камеры, провели по длинному коридору, по дорожке, которую она подметала днем, и чуть ли не взашей вытолкали в открытую угрюмым охранником калитку в больших металлических воротах.

За воротами сновал подозрительный люд. Мужчины, женщины… хныкал ребенок… Встречали кого-то из друзей или родни? Принесли передачу? Караулили обидчиков, укрывшихся за каменными стенами от расплаты? Последняя мысль появилась при взгляде на компанию угрюмого вида мужчин, вооруженных длинными палицами. Они с подозрением осматривали каждого, кто попадался им на глаза, и, оказавшись под прицелом враждебных взглядов, Эбигейл, насколько это было возможно в ее состоянии, ускорила шаг.

С ночи ее лихорадило, бросая то в жар, то в холод. Боль не давала вдохнуть, лицо горело, губы пересохли. Нестерпимо хотелось пить, а еще лучше — найти тихое местечко, где можно посидеть с часок и прийти в себя, но девушка боялась, что, присев, уже не встанет и тогда даже к утру не доберется до дома. А нужно успеть дойти засветло: глупо получится, едва выйдя из каталажки, снова попасть в облаву.

Эбигейл невесело усмехнулась, представив, как ее хватают и волокут в фургон. Зато на этот раз нашлось бы чем объяснить позднюю прогулку. Может быть, даже поверили и отпустили бы. Но пришлось бы начинать долгий путь от тюрьмы до дядькиного дома сначала.

Нет уж!

Она шагала, сцепив зубы и не позволяя себе остановиться ни на минутку.

Серое тюремное платье. Мятый чепец, под которым спрятались неровно обрезанные волосы…

Волосы нужно сразу же вымыть и вычесать частым гребнем. Не хватало, чтобы у нее вши завелись. И вообще отмыться. Одежду сменить.

А там переждет пару дней, отойдет немного и уедет, как собиралась. Дядьке и не скажет. Вряд ли он ее удерживать станет, но все равно не скажет — так вернее…

Она шла, отвлекая себя этими размышлениями, стараясь не замечать ни боли, ни взглядов, которыми награждали ее прохожие. Бормотала что-то себе под нос. Кряхтела по-старушечьи, когда дорога уходила вверх. Наверное, со стороны она походила на юродивую, но сейчас это было кстати: не пристанет никто — что с дурочки взять?

Когда до дома осталось рукой подать, навстречу стали попадаться знакомые. Узнавали и отворачивались. Возможно, повстречайся ей кто-то, знавший ее более-менее близко, Салма-цветочница, Джингл или тетушка Лиз, они не воротили бы нос и даже помогли бы… Но нет так нет. Что ни делается — все к лучшему: не увидят ее такой, и, если повезет, в их памяти она останется сироткой Эби, умницей Эби…

Лавка, что служила дядьке скорее прикрытием, нежели источником прибыли, встретила девушку сомкнутыми ставнями. По такому времени она всегда уже закрыта, но случалось, дверь допоздна не замыкали, и Эби сперва подергала ручку, а уже после, вздохнув тяжело и сипло, побрела, придерживаясь за стену, в обход дома, к черному ходу. Но и там оказалось заперто.

В одном из окон второго этажа горел свет, и Эби подумала, что старый пройдоха принимает тайных гостей. Прежде она погуляла бы где-нибудь часок-другой, чтобы даже случайно не увидеть и не услышать ничего лишнего, но сегодня ей плевать было на темные делишки родственника, лишь бы до кровати добраться. Собравшись с остатками сил, девушка застучала кулаками по двери.

Вскоре послышались шаги и скрип старой лестницы, дернулась занавеска на окошке слева от входа, словно кто-то решил сначала поглядеть, кого принесло, а уж потом распахнулась дверь, и Эбигейл непроизвольно отшатнулась, увидев вместо худосочной дядькиной фигуры здоровенного детину, загородившего собой проход. Но тут же вздохнула с облегчением, узнав Лапу.

— Здравствуй, Март, — поздоровалась она хрипло. — Посторонился бы…

— Ба! — Первый дядькин помощник-подельник радостно оскалился. — Никак принцесса наша пожаловала. Где пропадали, ваше высочество?

— Дядя наверху? — не обращая внимания на насмешки, спросила девушка, войдя в дом.

— Наверху, угу. — Ухмылка Лапы, и без того неприятная, стала особенно мерзкой. — Высоко-высоко в горах твой дядюшка.

— В кх… каких горах? — выдохнула Эби.

— В Сарилийских, вестимо, — осклабился здоровяк. — На каторгу его отправили, принцесса, если не поняла еще. А лавочка моя теперь. Но ты все ж заходи, не стесняйся. Нам с тобой есть о чем потолковать, да, Эби? Недотрога Эби…

Вечерний поезд из Милвелли прибыл на центральный вокзал Салджворда строго по расписанию.

Услыхав приветственный гудок и завидев издали ползущий в облаке дыма и пара локомотив, разошедшиеся по перрону носильщики и извозчики подобрались, словно борзые, почуявшие дичь. Разносчики газет нацелились с ходу познакомить гостей города с последними местными новостями. Встречающие поправили галстуки и шляпки, взяли на изготовку букеты и приструнили расшалившуюся детвору. Агенты тайной полиции, сновавшие в толпе, прокручивали в уме полученные от начальства ориентировки, чтобы через несколько минут, когда состав остановится и проводники распахнут дверцы вагонов, отметить среди приезжих тех, кто похож по описаниям на находящихся в розыске преступников и просто подозрительных граждан…

— Благодарю вас. — Пассажирка, ехавшая вторым классом, вежливо кивнула помогшему ей спуститься по приставной лестнице господину.

В целом новоприбывшая не обладала тем типом внешности, что неизменно вызывает восхищение в мужском обществе. У нее было миловидное, но несколько бесцветное лицо, раскосые зеленые глаза, от которых разбегались лучики ранних морщинок, и светло-каштановые волосы, в начале путешествия, должно быть, завитые щипцами в тугие локоны, а сейчас распрямившиеся и немного растрепавшиеся. Наряд дамы также не призван был привлекать внимание и будить восторженные мечты: скромное черное платье с небольшим турнюром, аккуратная шляпка с прикрывающей лоб и брови вуалькой. Но, невзирая на столь неброскую внешность женщины, случайный попутчик был буквально очарован ею.

— Счастлив услужить. — Мужчина раскланялся, что, ввиду огромного шарообразного живота, далось ему нелегко.

Его усилия были вознаграждены благосклонной улыбкой. Но увы, ничего более страдальца не ожидало.