Как общаться с солнечными детьми? - Михаил Комлев

Срок, данный врачом, подходил к концу. И тут наступил мой день рождения. Именно наступил, а не праздновался. Какие тут праздники, когда в жизни полный разлад! Неожиданный звонок подруги Ольги, которая хотела приехать и подарить подарок, меня даже расстроил. Никого не хотелось видеть. Конечно же, она и знать не знала о моей беременности. Я сослалась на плохое самочувствие, но она и слышать ничего не хотела. Она была просто одержима непреодолимым желанием вручить мне во что бы то ни стало свой презент. Уже через час она стояла на пороге с горящими глазами и торжественно вручала мне картину, которая, собственно, и была ее подарком. Как оказалось впоследствии – подарком судьбы. Просто вручить мне картину ей оказалось недостаточно, и она вытащила из кармана некую расшифровку, описывающую глубинный смысл, заложенный автором в подарок. Это была ручная работа, похожая на декупаж. Автором картины была известная в городе рукодельница, которая оказалась верующим человеком. Она и продиктовала моей подруге под запись все то, что вложила в свою работу. И Оля начала зачитывать мне это «послание».

Основой картины было яйцо, расположенное по центру и состоящее из большого количества блестящих разноцветных кружочков и сердец. Ольга сразу попыталась объяснить главное, что яйцо – это символ зарождения новой жизни. Она очень проникновенно говорила о том, что яйцо – это тот «внутренний мир», который мне надо во что бы то ни стало хранить и оберегать.

Я стала медленно, но верно терять почву под ногами, понимая, о каком «внутреннем мире» идет речь. А моя подруга преображалась и прямо светилась от счастья, направляя меня, как она, видимо, представляла, на путь духовного совершенствования. Я слушала ее и не верила в происходящее. Она не знала о беременности, о том тяжелом финансовом бремени, которое свалилось на нашу семью. Но ее «шпаргалка» утверждала, что бабочки на картине – это чудодейственный символ нашего семейного благополучия, а то, что они на бордовом фоне, сулило нам и финансовую стабильность. И все это обязательно сбудется. Надо лишь обязательно сохранить этот «внутренний мир».

Количество бабочек на картине тоже оказалось неслучайным. Они символизировали не только семейное благополучие, но и количественный состав нашей семьи. Четыре бабочки располагались в углах картины: я, мой супруг, дочка и сын, причем две парили в свободном полете (видимо, мы с мужем), а другие две как бы находились под покровом (под защитой)… даже это каким-то чудом запечатлела автор картины! Но вот пятая бабочка, находящаяся внутри яйца, в центре всего этого невероятного действа, не парила и не была «под покровом», она сияла в золотых лучах, окруженная множеством сердец. Это была новая зарождающаяся жизнь, которая бабочкой в животе порхала во мне. Было понятно, что она особенная. По словам Ольги, золотое яйцо было еще и символом солнца. И вдруг одна мысль меня пронзила «молнией». Сердце моей «солнечной» бабочки хотело почувствовать материнскую любовь, оно желало быть услышанным, оно хотело жить! Нахлынуло все то, что я носила в себе две недели, четырнадцать адовых дней. И выстраданные слезы хлынули рекой, смягчая невыносимые душевные страдания. Они очищали мысли и чувства, смывая напряжение и боль.

Моя подруга, от всей души желающая мне счастья и воодушевленная своей поздравительной речью, была в замешательстве. Она совершенно не понимала, что со мной происходит. Ведь было сказано столько чудесных, вдохновляющих и радостных слов… Взяв себя в руки, я рассказала ей о беременности. После того, как я ей открылась, надо было приводить в чувство уже не меня, а Ольгу. Она глядела на меня, на картину, судорожно перечитывала «шпаргалку». На нее обрушилась вся информация, которую она же мне и принесла. У Оли был взгляд ребенка, который по-новому увидел мир и столкнулся с чем-то удивительным, необыкновенным и в то же время замечательным и очень важным. Мы обнялись, и что-то очень большое и теплое проникло в наши души. Может быть, это была вера в то, что случайности не случайны? Может быть, это было чудо, которое явилось нам ради спасения новой жизни? Может быть, это была сама любовь, которая таким прекрасным способом постучалась в наши сердца? Откуда же нам знать… Но именно с этого момента началась череда еще более удивительных событий, замечательных совпадений и неслучайных случайностей.

Как оказалось потом, автор картины полгода не могла расстаться с ней, так как далеко не каждому она продает результаты своего творчества. Она отдала картину с условием, что до нового владельца обязательно будет донесен смысл: сохранить «внутренний мир» во что бы то ни стало… А когда она узнала, какой «внутренний мир» впоследствии был сохранен, была просто счастлива.

Когда Анна родилась, я совершенно ничего не знала о том, как развиваются дети с синдромом Дауна. Честно говоря, я думала, они вообще не развиваются. Информации в СМИ было очень мало, а в жизни, так получилось, я вообще ни разу не видела таких людей. И было очень страшно. От неизвестности. Но когда она родилась, мои страхи стали рассеиваться. Она была необыкновенным ребенком. Я многодетная мать, Анна – мой третий ребенок, и я мысленно готовилась к бессонным ночам – в общем, ко всем «новорожденным радостям». С первой дочкой, например, я почти совсем не спала первые три года. Анна была младенцем, о котором можно было только мечтать! Только представьте: укладываешь ребенка в 22.00, а он просыпается в 8.00 утра. Фантастика! И так четыре года подряд и до сих пор. Причем, когда ребенок пробуждался – он не начинал кричать на весь дом и требовать, чтобы вокруг него танцевали! Анна всегда просыпается с улыбкой! Всегда! Это удивительно. Это первое, чему она меня научила. Потом я долго пребывала в ожидании периода колик, когда у ребенка происходит раздувание живота и жуткие боли доводят и его, и родителей до полнейшего отчаяния в течение нескольких месяцев. И живот у Анюты раздувался – все внешние признаки были! Но вот душераздирающих криков и изменений поведения не произошло. По сей день это загадка для нас с мужем.

Она развивалась и делала все как обычный малыш, но не по советским стандартам, а по своему собственному графику развития. Головку стала крепко держать не в месяц, а в три. Садиться стала не в полгода, а в десять месяцев. И всегда было приятно слышать от окружающих, которые упорно не видели в ней фенотипических признаков синдрома Дауна, о том, какая она красивая… А еще, когда я брала ее на руки, казалось, что она из пластилина – такая мягкая и нежная была крошка. Потом я узнала, что это ощущение возникало из-за низкого тонуса мышц, свойственного синдрому. Ее хотелось постоянно тискать в руках, как игрушку. Такого со старшими детьми у меня не было.

Я всегда была против сюсюканий и излишних нежностей и, как многие родители, боялась приучить малышку к рукам. Но испортить Анюту было сложно. Она никогда не плакала, всегда была в отличном настроении, радовалась всему и учила этому нас. Мы с мужем не могли нарадоваться на ребенка. Мы ничего от нее не ждали и тем более не требовали. Просто очень любили! И свершилось чудо! Когда Ане исполнилось два с половиной года, врачи сказали, что порока сердца больше нет. Радости не было предела, ведь порок сердца – это сопутствующее заболевания для синдрома Дауна. И многие семьи проходят через операции и их последствия. Нам повезло. Чудес происходило все больше, и мы стали понимать, что ребенок с синдромом Дауна – это не приговор и не проклятье, и мы можем быть очень счастливы!