Код каббалы - Натан Барридж

— Я не понимаю, — сказал Эшвин. — Объясните.

— Спиритическое число человечества — пять, — продолжил Гордон, — потому что в человеческой душе пять элементов. Каббала представляет эти пять элементов.

— Это чакры, — сказала Элиз. — Вот что они есть. Каждый цветок — это выражение души человека.

— Почти. — Гордон улыбнулся ей. — Душа человека — это выражение пяти нижних сефирот, которые творческий импульс Айн Соф изваял из плоти. Чакры есть метафизическое воплощение каждой из сефир, а также источники ваших даров. Вместе вы образуете пятигранник каббалы, мощнейший символ человеческой души.

— Где Джеймс? — спросил Эрик.

— Мы не до конца уверены, — без колебаний ответила Марджи. — Одна из нашей каббалы, Рэйчел, оберегала его, но мы утеряли контакт с ней. Очень вероятно, что она мертва, а он попал под влияние слуг Суровости.

— Что это означает? — спросила Элиз и крепче сжала руку Эшвина.

Гордон тяжко вздохнул. Потеря Рэйчел причиняла ему острую боль, скрытую под внешней маской ледяного самоконтроля.

— Древо жизни показывает нам, что в мире существуют две силы, обреченные на извечную, но тщетную борьбу за превосходство. Мы считаем, что последователи Суровости захватили Джеймса и его хранительницу Рэйчел.

— Суровости? — повторила Морган, обращаясь к Ричарду. — Ведь так вы называли того человека в библиотеке? Слугой Суровости?

— Да. — Ричард с силой потер лицо, но затравленное выражение притаилось в его глазах.

Дополнительных пояснений от Ричарда не последовало, и на первый план выступил Гордон.

— Столп Милосердия олицетворяет собою все самое добродетельное в человеческой натуре. Честность, самопожертвование, преданность, ученость и праведность. В основополагающем смысле это сама жизнь, ибо все эти добродетели помогают нам развиваться и расти. Столп Суровости — прямая противоположность. Он представляет собой все наши пороки, все наши слабости и страхи. В буквальном смысле Суровость есть отсутствие жизни, потому что она суть конфликты, упадок, жесткость, бездушие и пустота. Ни жизни, ни роста, лишь бесплодие и бездеятельность.

— Короче, добро и зло, говоря другими словами, — подытожил Эшвин.

— Все это намного сложнее, чем просто добро и зло, — ответил Поррик.

— Оставьте свои споры на потом, — сердито оборвала их Элиз. Она обратилась к Гордону: — Так вы ведете к тому, что Джеймс может сейчас быть пленником тех, кто поклоняется пустоте и смерти?

— По сути, да, — признал Гордон. Кровь отлила от лица Элиз.

— Именно поэтому вам нужно укрыться в убежище Храма Просветляющего Восхода, — заключил Гордон. — Слуги Суровости придут и по ваши души, а без Рэйчел мы не сможем вас защитить.

— Зачем? — спросила Морган. — Чего им от нас нужно?

— Они хотят обрести власть над вами в своих собственных целях, — неожиданно ответил Ричард.

Возможно, разговор о Суровости вызвал его интерес, решил Гордон.

— Тот, кто приставал к вам в библиотеке, — один из них, — прибавил Ричард.

— Какая им польза от власти над нами? — спросил Эрик. — Наводит на подозрения, что у нас есть доступ к чему-то, чем они хотят завладеть.

— Этого я тоже не могу вам сказать, — ответил Гордон. Парень соображает быстро, может, даже слишком быстро. — Но старшие над нами, в Храме, могут.

— Забудьте о Храме, — вмешалась Элиз. — Что с Джеймсом? Мы не можем его бросить.

— Он для нас недоступен, — ответила Марджи. — Мы дали клятву охранять вас — каждого поодиночке. Теперь, когда Рэйчел умерла, мы не можем поставить под удар четверых в погоне за одним.

— Так вы знаете, где он? — спросила Элиз. — Скажите мне.

— Где-то в Озерном крае, — откликнулся Гордон. — Последняя весточка, полученная нами от Рэйчел, дала понять, что она следит за ним именно там. Может быть, нам удастся до него добраться, когда вы укроетесь в Храме, но до этого мы не станем даже пытаться.

— Где этот Храм? — спросил Эрик.

— На севере.

— Где именно на севере?

— Далеко на севере, — ответил Гордон. — Его местоположение — тайна.

— Ну кто б сомневался, прах побери, — процедил Эшвин. — у вас, ребята, куда ни плюнь — все тайны. Только что вы говорили, что расскажете нам все, что нам нужно знать, и тут же отказываетесь отвечать на любой наш мало-мальски значимый вопрос.

— Это в Шотландии, — сказал Поррик. — И закроем тему.

Эшвин гневно на него воззрился.

— Я предупреждал, что будут темы, на которые мне запрещено говорить, — мягко заметил Гордон. — Если вы согласитесь укрыться в Храме, старшие над нами смогут ответить на все ваши вопросы. У нас есть фермерский дом неподалеку от Озерного края. Мы можем переночевать там и заодно навести справки о Джеймсе, но нам нужно отправляться в Храм. Только так мы сможем защитить вас.

Гордон затаил дыхание, хотя старался не выдать своего напряжения. Он хорошо поработал над наживкой. Это — ответ для Эрика, безопасность Джеймса — для Элиз и защита — для Эшвина и Морган. Но заглотят ли они приманку?

— Почему мы должны вам поверить? — спросила Элиз.

— Мы ничем вам не навредили, — ответила Марджи. — И я знаю, что ты, Элиз, чувствуешь нашу доброжелательность.

— Может, и так, но и открыто вы с нами не говорили, — промолвила Морган. — Сказали бы вы нам хоть слово, если бы мы с Эриком не восстановили память?

— Наверное, не так скоро, — признал Ричард, — но обязательно сказали бы. Мы не все были согласны с тем, чтобы держать вас в неведении, но мы надеялись, что незнание убережет вас от опасности. — Ричард взглянул на Гордона.

— Только не уберегло, ведь правда? — констатировал Эрик. — Джеймс попал в беду, а вы теперь хотите, чтобы мы последовали за вами и укрылись в некоем тайном месте, ничего не зная ни о вас, ни о вашем драгоценном ордене, ни о том, что вообще творится. Не слишком заманчивая перспектива.

— У вас есть идея получше? — ласково поинтересовался Гордон.

— Нам нужно побыть одним и обсудить наше решение, — сообщил Эрик.

— Конечно, — ответил Гордон, теперь уже уверенный в их ответе.

— У меня, правда, есть последний вопрос. — Эрик подался вперед, пристально глядя сквозь линзы очков. — Что находится под развалинами?

Гордон откинулся и глубоко вдохнул:

— Наиглавнейший ответ на все вопросы, которые вы могли задать, Эрик.

Джеймс покачивался на волне, как безвольная водоросль, ставшая игрушкой противоборствующих течений. Он лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, в его светлых глазах отражалось бескрайнее небо. Море омывало его тело и вода забивалась в уши. Прямые волосы ореолом стояли вокруг головы, словно заросли ламинарии. Он лежал на волне, радостно впитывая мгновения неожиданного спокойствия.