Их последняя встреча - Анита Шрив

Сейчас я пишу тебе из дома, потому что угрызения совести исчезли (их прогнала ревность). Наш дом стоит в ухоженном саду, среди акаций и эвкалиптов, которые возвышаются над каменными коттеджами Карен. Из труб вьется дым, на заднем плане — зеленые вершины холмов Нгонг. Совсем нетрудно представить, что я нахожусь в Англии. Коттеджи с высокими, достигающими двенадцати футов оградами, выглядят мини-крепостями. Они неприступны, у ворот выставлена охрана. Дети играют только по особому разрешению. Все это выглядит странным — вся эта красота, вся эта упорядоченная миловидность, вся эта мягкая прелесть пейзажа, — потому что трудно не думать об этом как о злокачественной опухоли, которую однажды придется удалить.

Нет, я не верю в твою больницу и должен приехать посмотреть на нее сам. Напиши мне и скажи, что я могу приехать. Или давай встретимся где-нибудь. Не видеть тебя невыносимо. Когда ты приедешь в Найроби?

США заявили официальный протест по поводу задержания Ндегвы. Я льщу себе, если полагаю, что имел к этому какое-то отношение. И обманываю себя, если думаю, что это поможет. Я написал в «Международную амнистию», но наверняка придется ждать ответа несколько недель. Как невероятно медленно работает почта! У тебя есть телефон? Я забыл спросить. У нас его нет. Я возражал против установки телефона после кражи (еще одна длинная история), но Регина уже некоторое время добивается этого. И я, неверный муж, сделаю это немедленно, если буду знать, что телефон соединит меня с тобой.

Я стараюсь не придавать этому значения, но наше положение тяготит меня. Мы не обсуждаем будущее. Есть ли оно у нас?

Ходят слухи о массовом захоронении пятидесяти студентов. В это трудно поверить, но это может оказаться правдой.

Приближается Рождество. Странно в такую жару, тебе не кажется? Как жаль, что не могу провести его с тобой.

Твой Томас

P. S. Заголовок в сегодняшней газете: «НАПАДЕНИЕ ЛЕОПАРДА В КАРЕН».

4 января

Дорогой Томас!

Мы с Питером только что вернулись с озера Туркана[47], где проводили Рождество. Ехали через реки и чуть не умирали от стоградусной жары[48]. Мы проезжали по местности такой бесплодной, что невозможно было представить, как туркана, переходя из одного пустынного места в другое, выживают здесь. Озеро, к нашему удивлению, напоминало морское побережье — вдоль его берегов на многие мили протянулись песчаные пляжи с пальмами. Пренебрегая опасностью (нападения паразитов и крокодилов), мы плескались в восьмидесятиградусной[49]воде. Утром нас разбудил кроваво-красный рассвет — широкая полоса на сотни миль, которая, несмотря на свою величественную красоту, предвещала обжигающую жару на весь день. Пейзаж прекрасный, яркий и угрожающий — как на другой планете, где нужно дышать ядовитыми испарениями великолепных цветов.

Томас, мы связаны вместе, как бы нам ни хотелось противоположного. Что же касается будущего, ничего сказать не могу.

Так много не было сказано.

Я слышала, как ты произносил мое имя, когда меня забирали. Я была в шоке и не могла говорить. Иначе я ответила бы тебе. Моя тетка приехала в больницу вскоре после меня. Нужно отдать ей должное, она заплакала лишь один раз, а все остальное время только и говорила, что предупреждала меня. Ее недоверие к тебе всегда меня озадачивало. Возможно, она ненавидит всех мужчин. Думаю, она была бы рада, если бы кто-нибудь мог забрать меня от нее.

Я находилась в больнице пять дней. Дядья, двоюродные братья и сестры постоянно присматривали за мной, так что я никогда не оставалась одна. Странное сокровище они охраняли — сокровище, которое уже было украдено.

Дома я пробыла один день, а затем меня отправили машиной в Нью-Йорк. За рулем был дядя Брендан, и мы только в одном Коннектикуте заехали в три бара. Эта поездка была сущим мучением, как я теперь вспоминаю, потому что одна сторона моего тела очень болела. (Внутри у меня болело все.) Проходили дни. В марте сняли повязки. Эйлин работала лечебной массажисткой и уходила на весь день. Когда были силы, я гуляла по улицам. Думала о тебе. Бывало, сидела часами, глядя в окно и думая о тебе. Когда я смогла встать с кровати, несколько дней звонила тебе. Но никогда никто не отвечал. Позже тетка написала мне, что ты с семьей уехал в Европу. Это правда? Забыла спросить у тебя в воскресенье. Потом тетка сообщила, что ты встречаешься с Мариссой Маркэм (и скатертью дорога, и тому подобное). Ее мотивы были совершенно очевидны, но я не могла знать наверняка, что это неправда. Люди меняются, не так ли? Может, ты рассердился, что я уехала, не сказав куда. Тетка могла и тебе солгать.

«Как быстро он меня забыл», — думала я.

Я никогда не получала писем, которые ты посылал. Нетрудно представить, что с ними сделали. Думаю, их читали и выбрасывали. Как бы я хотела вернуть себе эти письма. Чувствую, что мы созданы друг для друга. Я люблю тебя с твоими длинными волосами. Я люблю тебя.

Пожалуйста, пришли мне свои стихи. Очень надеюсь, что только ты забираешь почту.

С любовью,

Линда

P. S. Спасибо за Тшебинского. Я прочла его за день. Жаль, что не читаю медленнее, и книги кончаются так быстро.

10 января

Дорогая Линда!

Я прихожу в ужас, думая о том, что ты могла вообразить, будто я тебя тогда забыл.

Никогда.

Если бы я только не обращал внимания на твою тетку и продолжал свои попытки! Если бы я позвонил Эйлин! Если бы сел в машину и поехал в Мидлбери. Не могу больше думать об этом. Я заболеваю в буквальном смысле слова.

Поэтому мне труднее радоваться своим новостям, какими бы чудесными они ни казались час назад. Вчера я получил письмо (оно шло сюда семь недель) от редактора «Нью-Йоркера», который хочет опубликовать два моих стихотворения. Я был в панике: редактор мог подумать, что я не заинтересован в этом, ведь от меня так долго не было ответа. Я поехал в Найроби, нашел телефон и немедленно позвонил ему. Он немного удивился, что я звоню из самой Африки (ясно, что для него это не так важно, как для меня), но я объяснил ему ситуацию с почтой. В любом случае стихотворения будут опубликованы, и мне даже за это заплатят (что само по себе удивительно). Регина радуется новости. Полагаю, она думает, что это оправдывает мое существование. Я тоже так думаю, коли на то пошло.

У меня есть и другие новости. Мой сотрудник посольства прислал мне записку: он планирует организовать прием, на котором будет несколько влиятельных людей (включая мистера Кеннеди), и его интересует, смогу ли я убедить Мэри Ндегву тоже присутствовать. Он полагает, что для меня это хороший шанс помочь ей, и я очень обрадовался, что он не забывает «дело Ндегвы». (Конечно, Кеннеди меня не вспомнит, и, несомненно, возникнет неловкая ситуация, но меня сейчас это не волнует.) Я еще не знаю точной даты этого события, но, когда буду знать, сообщу тебе. Возможно, вы с Питером сможете прийти? (Разве это не безумие — представлять себе, что мы можем быть в одной комнате, не прикасаясь друг к другу? Мы сумеем контролировать себя? Боюсь, что нет.)