Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Алан Филпс

который Вика приносила мне на день рождения.

— А у меня — рюкзак, как у Барни, а в нем — кошелек с деньгами.

— А у меня — автомобиль! И я бы его водил.

— Ваня, а чего ты хочешь больше всего на свете?

— Сначала ты скажи.

— Нет, ты.

— Нет, ты.

Они замолчали, словно появившиеся у них мысли было слишком больно делить даже с другом. В больнице им стало ясно, чем они отличаются от остальных детей. У остальных детей были мамы и папы, которые покупали им вкусную еду, утешали их, когда им было больно, носили их в туалет, целовали их и желали им спокойной ночи.

13

Апрель — сентябрь 1997 года

Коньяк и шоколад

Восемь долгих месяцев миновали с тех пор, как Линда Флетчер прочитала о Ване в “Дейли телеграф”, и вот она приехала в Москву. За это время Ваня из психушки вернулся в дом ребенка, из дома ребенка попал в больницу и в конце концов оказался в детском санатории № 26, здание которого притаилось в глубине московского парка. Системе было плевать на Ванины привязанности. Едва он подружился с Эльвирой, как их разлучили и Ваню отправили в санаторий. Никто не мог ему сказать, увидятся ли они еще хоть раз. Может, обоих снова положат в больницу № 58? Пока в его жизни единственным постоянным фактором оставалась группа поддержки, которая следовала за ним, куда бы ни забросила его судьба. Иногда им требовалось время, чтобы его разыскать, но, так или иначе, все устраивалось.

Линда, прежде никогда не покидавшая Британских островов, преодолела все трудности. Увы, Москва показала ей себя не с лучшей стороны. Сходил зимний снег, на улицах было слякотно, хотя весна основательно запаздывала. Вика и Сэра повезли Линду на поезде в парк, который оказался березовой рощей. Вика уверенно шагала вперед через мост по грунтовой дороге, что вела к старому помещичьему дому.

В санатории № 26 порядки были не такие строгие, как в доме ребенка. Ваню определили в четвертую группу. В приоткрытую дверь было видно, как четверо детишек сидят за столом и едят суп из мисок. Ваня сидел спиной к двери. Несмотря на то что у него уже отросли волосы и ему никто не давал кислый виноград, Линда мгновенно узнала мальчика с фотографии. И направилась прямо к нему. Ваня обернулся и, увидев Линду, расцвел в улыбке. Его взгляд без слов говорил: “Наконец-то ты пришла за мной”.

С первого мгновения они нашли общий язык. Несколько минут спустя Линда уже сидела на ковре, держала Ваню на руках и крепко обнимала его. А Ваня, нисколько не смущаясь, прижимался к ней. Пока она говорила с Викой и Сэрой, он рассеянно крутил на пальце прядь ее волос. Вика смотрела и радовалась, что ее подопечный так быстро привязался к своей будущей маме. Порывшись в сумке, Линда достала крепкие кроссовки и надела их на Ваню вместо розовых ботинок.

Вика известила сотрудников санатория, что Линда — будущая мама Вани, и те с неохотой разрешили вывести Ваню за территорию, чтобы мальчик сфотографировался вместе с ней на фоне серебристых берез. Вскоре фотографию повесили на стене в доме ребенка № 10 — как подтверждение начала счастливой Ваниной жизни.

Казалось, сами небеса благоприятствовали визиту Линды в Москву. Никто заранее не сговаривался, но в результате удивительного совпадения она оказалась в российской столице в то же время, что и семья Салливан из Флориды, приехавшая с тем, чтобы завершить процедуру усыновления и увезти с собой Андрея. Том работал менеджером в отеле. Его жена Роз воспитывала двоих детей — Джона Дэвида и Сару. Убежденные, что живут правильной жизнью, они и сейчас не сомневались, что поступают по совести, и это дало им силы одолеть российскую бюрократию. Россия встретила их не слишком ласково, но они не жаловались.

Наступил день, когда Салливанам предстояло забирать Андрея из дома ребенка № 10. Никогда еще старое здание не принимало стольких гостей сразу. Первой прибыла Сэра, которая и привезла Салливанов. Адель пожелала самолично приветствовать официальных гостей, чтобы никто не смог обвинить ее в отступлении от правил. Следом приехал Алан, рассчитывавший написать продолжение статьи о двух мальчиках. С ним вместе был профессиональный фотограф. Наконец, появились Вика и Линда с Ваней, которому разрешили ненадолго покинуть санаторий, чтобы попрощаться с другом.

Встреча двух мальчиков была очень трогательной, ведь они не виделись целых три месяца.

— Андрюша, где ты был? — восторженно закричал Ваня.

Адель ради такого случая открыла актовый зал. Одну стену полностью закрывала огромная фотография солнечного Средиземноморского побережья с соснами, спускающимися с гор к синему морю. Под фотографией, контрастируя с мрачной обстановкой за стенами зала, по распоряжению Адели поставили накрытый стол с разнообразными салатами и покупными пирогами. Адель суетилась, самолично разнося гостям чашки с уже налитым чаем.

Все шло прекрасно — хотя, конечно, не обошлось без казусов. Восьмилетняя дочь Салливанов, не в силах терпеть пропитавший помещение запах вареной капусты, время от времени выскакивала на улицу глотнуть свежего воздуха. Новые Ванины кроссовки, купленные в Лондоне после многочисленных измерений его ножек, мистическим образом исчезли, и он поневоле был обут в старые розовые ботинки. Адель, которая вроде бы угомонилась, но так и не смогла преодолеть глубокое недоверие к иностранцам, что-то настойчиво шептала на ухо Алану.

— Похоже, эти Салливаны приличные люди, — говорила она, словно требую подтверждения. Но Алан давно ее раскусил и не поддался на провокацию.

— Да, вы совершенно правы… — невозмутимо отвечал он. — Прекрасная христианская семья.

— Они ведь не продадут его на органы, как вы думаете?

— Побойтесь Бога, Адель? С чего бы им это делать?

— Иностранцы всегда так делают. Я в газете читала. Крадут больных русских детей, разрезают их и продают органы для трансплантации.

— Адель, да вы только посмотрите на них. Они верят, что Андрей послан им Божьим промыслом и их долг — дать мальчику хороший дом.

Алан не стал напоминать Адели, что, если бы не Салливаны, которые увезут мальчика в Америку, Андрея ждала бы медленная смерть в российской психушке.

Фотограф стал