Ничто не случайно - Ричард Бах

В эту ночь Стью и я разложили диванные подушки на полу конторы аэропорта и устроились спать вдали от комаров, обложившись бутылками с клубничным лимонадом. Не без удовольствия мы несколько раз «ласково» помянули того фермера, который не пришел, чтобы заплатить нам 25 долларов. Единственным светом, который озарял нашу комнату, был свет солнца, отражаемый настолько яркой луной, что можно было различить цвет нашего биплана.

– Стюарт Сэнди Макферсон, – обратился я. – Что ты за человек?

С каждым днем мне становилось все более очевидно, что маска горделивого спокойствия, которую для приличия носил на себе этот парень, была притворной. Ведь горделивые люди не прыгают с крыла аэроплана на высоте мили над землей и не путешествуют куда глаза глядят по стране для того, чтобы время от времени катать пассажиров. Даже сам Стью явно признал мой вопрос уместным, потому что не увернулся от него.

– Иногда мне кажется, что я сам этого не знаю, – ответил он. – В старших классах я играл в теннисной команде, если это тебе о чем-то говорит. Немного увлекался альпинизмом…

Я удивленно заморгал.

– Ты хочешь сказать, что занимался настоящим альпинизмом? С веревками, крюками и всем остальным специальным снаряжением? Ты поднимался на отвесные скалы или просто ходил пешком по холмам?

– Всего бывало. Мне это очень нравилось. Пока не ударился головой о скалу. Это надолго выбило меня из колеи. Мне еще повезло, что я был привязан к тому парню, что поднимался впереди меня.

– И что, ты болтался над пропастью на конце веревки?!

– Да.

– Не шутишь, парень?!

– Нет. Но потом я перестал ходить в горы и увлекся аэропланами. Кончил летную школу. Летал на Пайпер Кабах.

– Стью! Почему ты никогда не говорил, что умеешь летать? Ну, знаешь! Кто же мог подумать, что ты такого не скажешь!

Мне показалось, что в темноте он пожал плечами.

– Я много ездил на мотоцикле. Мне так нравилось лихо носиться на нем…

– Невероятно, парень!

Приятная сторона привычки мало говорить состоит в том, что когда ты все же начинаешь рассказывать, ты так удивляешь этим людей, что они действительно тебя слушают.

– Но послушай, – сказал я. – Я кое-что знаю об очень скучных занятиях и о людях, которые продались и плывут безвольно по течению, но ты ведь не такой, правда? Ты уже попробовал себя во многих ролях и знаешь, что значит жить по-настоящему. Почему же ты учишься в Солт-Лейк-Сити на зубного врача? Пожалуйста, скажи мне… почему?

Он поставил свою бутылку с лимонадом, громко стукнув ею о пол.

– Этим я обязан своим родителям, – сказал он. – Они заплатили за учебу…

– Твоя обязанность перед родителями состоит в том, чтобы быть счастливым. Разве не так? Они не имеют права заставлять тебя делать то, что помешает тебе искать свое счастье.

– Возможно. – На мгновение он задумался. – Затруднение наверное вот в чем… Идти по проторенному пути, как все, очень легко, не нужно ничего менять. Но если я сверну с него, мне придется идти против течения. И если оно окажется сильнее, кем я тогда буду?

– Ты, Стью? – переспросил я, собираясь вновь заговорить о его школе, но последние слова испугали меня. – А знаешь ли ты, что такое патриотизм? Что, по-твоему, значит это слово?

Последовало молчание, самое продолжительное из всех, свидетелем которых я был в это лето. Парень думал. Сосредоточившись, пытался найти ответ. Но у него ничего не выходило. Я лежал и слышал, как он думает, спрашивая себя, правда ли, что по всей стране в умах молодых людей царит такая же пустота. Если это действительно так, то в будущем нас ждут тяжелые времена.

– Я не знаю, – ответил он наконец, – я не знаю, что… такое… патриотизм.

– Тогда понятно, друг, почему ты боишься течения, – подхватил я. – Весь патриотизм заключается в трех словах. Признательность. Своей. Стране. Ты идешь и занимаешься альпинизмом в горах. Покупаешь мотоцикл гоняешь на нем. Я летаю туда, куда хочу. Пишу о том, о чем хочу. Кроме того, мы можем критиковать наше правительство, если нам покажется, что оно поступает глупо. А теперь скажи мне, как ты думаешь, сколько парней отдали свои жизни за то, чтобы мы с тобой могли жить так, как мы того хотим? Сто тысяч? Миллион?

Стью сидел на подушке, сложив руки за головой, и смотрел в темноту.

– Итак, мы можем пользоваться этой фантастической свободой в течение года, двух лет или пяти, – сказал я, – и говорим при этом: «Спасибо тебе, наша страна!»

В это мгновение я разговаривал не со Стью Макферсоном, а со всеми своими молодыми согражданами, которые могут меня понять, но все еще изнывают от бессмысленности своей жизни, плывя по течению и имея в своем распоряжении эту священную восхитительную несравненную свободу.

Я бы хотел собрать их всех вместе, посадить на корабль и отправить в рабство в далекую страну, чтобы они, объединившись, научились бороться за свою свободу и сами завоевали себе право вернуться домой. Но это было бы насилием с моей стороны, и я бы выступил против той самой свободы, вкусом которой я так бы хотел с ними поделиться! Мне осталось лишь оставить их в покое, жалующимися на свою судьбу, и молиться, чтобы они увидели то, что им по праву принадлежит, раньше, чем страна развалится на куски от их уныния и нерешительности.

Стью молчал. Но мне и не хотелось, чтобы он говорил. В глубине души я молился, чтобы в этой тишине он прислушался и услышал.

К ДЕСЯТИ ЧАСАМ УТРА Иллинойс превратился в раскаленную печь. Трава под нашими ногами была сплошь выжжена. Дул едва ощутимый горячий ветерок, и расчалки издавали низкий звук, словно восточная бамбуковая флейта. Мы сидели в тени под крылом.

– Ладно, Стью-малыш, вот карта. Сейчас я возьму свой нож и запущу в нее. Куда он попадет, туда мы и отправимся.

Я швырнул нож, он завертелся и, к моему удивлению, встрял лезвием прямо в карту. Хорошее предзнаменование. Мы поспешили изучить пробоину.

– Великолепно, – воскликнул я. – Мы должны будем приземлиться прямо на воду Миссисипи. Большое спасибо тебе, нож.

Мы стали снова испытывать судьбу, еще и еще раз, но в результате получили лишь карту, напоминающую решето. Куда бы ни указывал нам нож, всегда находилась причина, чтобы туда не лететь.

Невдалеке от нас остановился автомобиль, из него вышли и направились к нам мужчина и двое ребят.

– Раз они вылезли из машины, то уже почти наши пассажиры, – заметил Стью. – Будем сегодня кого-нибудь катать, или просто улетим?

– Вполне можем их прокатить.

Стью перешел к делу.

– Привет, ребята!

– Это ваш самолет?

– Да, сэр!