Лучшее, что может случиться с круассаном - Пабло Туссет

– Госпожа Миральес, совсем вы про нас позабыли.

Он даже осмелился взять руку Lady First и слегка прикоснулся к ней губами. Что касается меня, то я просто не представляю себе большей пошлости, чем поцеловать руку женщине (если только эта женщина не намазалась кремом «Пондс» и нет никакой возможности поцеловать ее в щеку), но опыт подсказывает, что глупеньких женщин это приводит в восторг. Такие пустышки вполне заслуживают того, чтобы относиться к ним как к неодушевленным сексуальным объектам.

Lady First ожидала чего-то в этом роде и слегка подняла руку, чтобы облегчить метру задачу.

– Не преувеличивайте, я ужинала у вас с Лали и Себастьяном каких-то две недели назад.

– Именно: не появляться целых две недели и есть настоящая жестокость с вашей стороны.

Мало-помалу я стал догадываться, сколько капусты оставляло их трио в этой забегаловке. Улыбка до ушей не сходила с лица дона Игнасио, он держался смиренно, слегка склонившись в полупоклоне. Ему можно было дать лет пятьдесят с небольшим, статный, волосы с серебристой проседью, кожа, покрытая загаром экзотических соляриев, и безупречно сидящий темный костюм, включая белоснежный платочек в нагрудном кармане. Ничего похожего на Пако Мартинеса Сорию, скорее, Марио Варгас Льоса, но только не такой зубастый. Он даже ни разу не взглянул в мою сторону, пока Lady First не представила меня:

– А это мой деверь Пабло, брат Себастьяна.

Дон Игнасио протянул мне руку, словно собирался вручить медаль за принадлежность к Неподражаемой Семье.

– Господин Миральес… рад с вами познакомиться. Знайте, что брат нашего любимого клиента – тоже наш любимый клиент.

Я улыбнулся.

– Не будьте так уверены, дон Игнасио. Вам, должно быть, известно, что переходящие свойства не могут быть приложимы ко всем и каждому.

– Совершенно верно, однако я не сомневаюсь, что про вас ни в коем случае нельзя сказать «все и каждый».

Сообразительный. Он снова обратился к Lady First.

– Там же, где всегда?

– Да, пожалуйста, если можно.

Дон Игнасио препроводил нас к круглому столику на четверых – скрытому в углу зала двумя ширмами, теперь сложенными, – и по-свойски, как ночной горшок, придвинул Lady First стул.

– Выпьете чего-нибудь, пока суд да дело?

– Да, спасибо, мне как всегда.

– А господину…

Я мог бы проявить уступчивость и тихо и мирно порадоваться, но я уже завелся.

– Знаете, что такое «Вишофф»?

– Боюсь, что нет, но может быть, вы расскажете, как его готовить… Наш barman сделает все возможное, я уверен.

– Это несложно: ледяная водка, смешанная с несколькими капельками лимонного сока, для аромата. Подается в высоком стакане с большим количеством льда и разбавляется охлажденной водой «Виши». Добавьте также веточку мяты. Если у вас кончилась «Виши», можно заменить ее любой другой газированной водой. А если у вас кончились бармены, то подать может любой официант.

У дона Игнасио даже мускул на лице не дрогнул.

– Не беспокойтесь, в нашем заведении никогда ничего не кончается, даже терпение. Итак… кампари с апельсиновым соком и… «Вишофф»?

Моя спутница кивнула. Дон Игнасио отступил на шаг назад, сделал пол-оборота и удалился, оставив нас одних в тишине, нарушаемой только легким позвякиванием приборов. Два – ноль. Да пошел он, этот дон Игнасио.

Похоже, Lady First развлекла наша учтивая перепалка.

– Предупреждаю, что он может общаться даже с самим дьяволом, в буквальном смысле слова.

– То-то у него и вид сатаниста.

– Дело не в этом… Он учился на богослова в Риме. Потом принял сан и стал кем-то вроде поверенного Павла VI. В его обязанности входило документировать просьбы об экзорцизме, поступавшие в Ватикан. Он найдется что ответить, даже если ты свернешь ему шею на сто восемьдесят градусов и обратишься к нему на латыни, выворачивая слова наизнанку.

– Ну да, дьявол соблазнил его, пробудив в нем алчность, и кончилось тем, что он открыл крутой ресторан в Барселоне.

– После смерти Папы он сложил с себя сан. А на самом деле влюбился в племянницу одного из нунциев. С тех пор он много путешествовал, и у него есть дочь – вылитая мать, которая умерла во время родов. Все как в романе.

– Кажется, тебе этот экзорцист симпатичен. Собираешь материал для романа а-ля Толстой на пятистах страницах?

– Я больше не пишу. Теперь только пью, это приятнее.

В этот момент официант, тоже с бумажной птичкой, принес напитки. Вслед за ним появился Экзорцист и уставился на меня, ожидая, одобрю я или нет принесенный «Вишофф». Вытащив веточку мяты, я пригубил и кивнул. Он с поклоном удалился, и я снова смог сосредоточить свое внимание на Lady First. За болтовней мы даже не успели заглянуть в меню. Открыв свое, я быстро его просмотрел: морской окунь а la ciboulette,[27]язык с ежевикой и прочими фантастическими приправами в том же духе. Я попросил миледи выбрать для меня что-нибудь поизысканнее. Она принялась расспрашивать меня о моих любимых блюдах. Я ответил, что ем все съедобное, и она не стала требовать добавочной информации. Когда подошел официант с птичкой, чтобы взять у нас заказ, она попросила для начала овощное консоме, чангурро, воду «Солан де Кабрас» и бутылку любого белого вина. Мы снова остались наедине. Я подумал, что лучше не касаться темы «Looking for The First»,[28]пока не подадут первое блюдо и можно будет не беспокоиться, что нас прервут. Что до меня, то я наслаждался бы молчанием, прихлебывая свой «Вишофф», но Lady First, похоже, была решительно настроена меня разговорить.

– Итак, теперь твой черед рассказать мне что-нибудь интересное.

Надо выкручиваться.

– А ты знаешь, что семьдесят процентов подростков, живущих в Гранаде, страдают челюстно-лицевой патологией?

Она промолчала. Только растерянно захлопала ресницами. Я решил посвятить ее еще в некоторые подробности и посмотреть, вернутся ли ее изумленно вздернутые брови в прежнее положение.

– Так послушай. Обследованные средневековые черепа дают всего каких-то тринадцать процентов, и такое расхождение необычно. Поэтому человека так и подмывает найти объяснение этому росту, особенно если это дантист.

– Но мы-то с тобой не дантисты.

Дюймовочке было бы по фигу, что она не дантистка: я скорчил бы физиономию подростка с челюстно-лицевой патологией, и она хохотала бы как безумная, подкашливая вроде мотора, в котором кончается бензин. Но Lady First не играла в такие игры.

– А почему ты думаешь, что объяснение лежит в сфере одонтологии? – ответил я, словно желая пристыдить нерадивого ученика. Однако это не сработало.