Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин

Челеста вернулась уставшая, довольная, обтекавшая океанской прохладой. Мокрые кудри смешно торчали, руки балансировали, будто крылышки курицы, которая пытается взлететь — девушка шла по прямой линии, ступая как по натянутой нитке. Придуманная забава отнимала все внимание, и только приблизившись, Челеста очумело замерла, челюсть отвалилась: посреди пляжа я нежился в самодельном бассейне с горячей водой. С приливом он исчезнет, завтра другие люди выкопают себе новые бассейны. Но сегодня было сегодня. Сверкнули локти и голени, Челеста с разбега плюхнулась ко мне.

— Колорозаментэ! Э меравильозо! Сэй дженио!*

*(Как горячо! Чудесно! Ты гений!)

Она хотела погрузиться валетиком, но овальность дна сыграла злую шутку. Ноги проскользнули под моими, низ ее тела толкнул под водой мой низ и остановил движение, только когда крепко уперся. Прибитая «течением» девушка испуганно и несколько взбудораженно замерла, по лицу разлился стыд… вперемешку с восторгом произошедшего ужаса. Казалось, сейчас ее разорвет от того, что творится внутри. Всяких-разных чувств там, внутри нее, явно был избыток, но каких? Когда же я начну понимать ее эмоции?!

А ведь давно пора. Если хочу быть рядом. А я хочу. Мало того, я уже рядом, ближе не бывает. И что мне делать, когда она смотрит т а к? И делать ли что-то?

Лучше придерживаться последнего варианта, не ошибается тот, кто ничего не делает. Будь на месте Челесты Алиса, моя прежняя любовь, я не рискнул бы пошевелиться, а она опрометью выскочила бы и потом долго отчитывала, что не предупредил о такой возможности и, главное, довел до нее. А если бы это оказалась Сусанна, меня побили бы, посмей я не проявить инициативу. Но итальянка не Сусанна, далеко не Сусанна, и хорошо, что не Сусанна. Но и не Алиса. Она — Челеста, со всеми вытекающими. У них в Италии положено со всеми целоваться, а бесцеремонное разглядывание принимать за комплимент. Вдруг и насчет щекотливых моментов что неписанное прописано? Обидно сесть в лужу… хотя и так сижу в луже, в самом прямом из смыслов. Причем, сидим оба.

На мне самом касание сказалось как свидание синтетических носков с утюгом. Я застыл, как и напарница, подчиняясь накатившему сумасшествию. Слова появились и вылетели почти без участия мозга:

— Последним было Астрахань-Новара. Я говорю — Архангельск.

Я не шевелился. Не шевелилась и девушка.

— Кортона.

— Альметьевск.

— Казенца.

— Ангарск.

— Казерта.

— Алапаевск.

— Кальтанисетта.

— Апатиты.

— Квале леттера че?*

*(Какая буква?)

— Ы.

— Комэ?* И? У?

*(Как?)

— Ы.

Девичьи плечи виновато приподнялись:

— Нон со ла читта ди квеста леттера.*

*(Не знаю города на такую букву).

— Уррра! — Руки вскинулись в победном жесте. — Я победил!

Произведенное движением колыхание прибило нас друг к другу еще сильнее. Хотя, куда уж больше. Челеста побитым щенком глянула на меня исподлобья:

— Дэво… Пер реголи делла джокка…*

*(Я должна… По правилам игры…)

Чего она так огорчилась? Проиграла? Бывает. Могуч и велик наш ыкающий. Впрочем, все тюркские тоже, без «ы» там никуда. Ясен пень, поскреби русского — найдешь татарина, как сказано главным по литературе. Чирикающая европейка даже выговорить не может.

Она смотрела на меня, в глубине глаз полыхали вина и смущение. Пальчики перекрещенных рук девушки взялись за верхнюю часть камуфляжного бикини, конструкция медленно потянулась ими вниз.

— Ты чего? Не надо!

— Ио джа пердо.*

*(Я же проиграла)

— Верни на место! Вот так. И не вздумай больше. Люди вокруг.

Я нервно огляделся и вдруг понял, что зря волнуюсь, до нас никому не было дела.

Повисла тишина, похожая на боксерскую грушу перед ударом тяжеловеса. Спереди накатывали волны, справа за заливом проглядывал поселок, сзади нависали дебри.

— Пойдем. — Я резко поднялся, разбив нашу жадно-жуткую сцепку вагончиков. — Поищем место более уединенное. Неуютно мне в толпе, понимаешь? Даже в толерантной.

— Ди нуово суль пью бэлло. Комэ вольо сапэрэ коз ай ин тэста.*

*(Снова в самый интересный момент. Как же хочется узнать, что у тебя на уме)

Челеста двинулась за мной.

Снимание вещи произошло из-за проигрыша, выходит, итальянская молодежь ничем не отличается от нашей и развлекается по правилам, похожим на те, что и у нас кое-где порой…

Может, зря я остановил?

— Э-э… — Открытый рот быстро захлопнулся, название города не успело вылететь. А если продуюсь? Худшее, что можно вообразить — голый я при одетой спутнице. Потому — не дождетесь, игнорировать природу и без того становится все труднее.

В песке за нами плавно возникали параллельные цепочки следов. Мы брели по уходящему в никуда пустынному пляжу в другую сторону от «хот вотер бич», как следовало из указателя.

Впереди показались бегуны — группа спортсменов использовала прибрежную зону для занятий. Одновременно сбоку из-за деревьев на тянувшуюся вдоль берега полосу песка выскочило несколько человек в кимоно — белые куртки при черных штанах. Сэмпаев-европейцев гнал престарелый сенсей-японец.

— Ни! Сан! Си! Го! — гремели краткие выкрики, словно он голосом рубил воспитанников в капусту. — Хать! Ку! Дзю!*

*(Два, три, четыре, пять… восемь, девять, десять)

Задыхавшаяся колонна остановилась.

— Хаджиме!*

*(Начали)

Группа любителей японской борьбы приступила к тренировке на пленэре. Встречные бегуны остановились далеко впереди, где позволяла территория, разбились на пары и тоже занялись физическим самосовершенствованием в плане мордобоя — это тоже оказалась группа бойцов, только другого направления. Минуту назад пустынный, теперь берег превратился в спортивный зал, если не сказать в стадион.

И здесь не найти покоя. Мы развернулись.

— Найдем местечко получше. — Я потянул девушку за собой. — Видела, какие пляжи пролетали? Все твои.

Мы полетели вдоль изломанных берегов. Сверху виды казались один другого краше. Или просто повезло с погодой. Часто принимаешь что-то за постоянное — и жестоко ошибаешься. Город Солнечногорск, где проходила моя служба, назвали так по единственному в году оправдывавшему название дню, и таких историй — тысячи.

Челеста присела на кровать.

— Бере кон льи окки.*

*(Пить глазами, не наглядеться)

Кажется, ей нравились эти места. Я сотворил царский жест: