Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

– И еще был Пелле.

– Пелле, да, – закивал Конрад.

Он огляделся, словно желая убедиться, что за ним никто не подсматривает, потом выпустил одну палку и покрутил пальцем у виска.

– Одно время он жил неплохо. Сейчас, как я слышал, он в закрытом заведении в Эстерлене… А может, в Истаде или Симрисхамне…

– А Анн-Луиз?

– Работала кассиршей в Мальмё. Пока не ослепла.

– Ослепла?

– Сахар, – кивнул Конрад. – Сахар забрал у нее зрение. Может, она и не совсем слепая, но ходит, как говорят, в темных очках и с собакой. Я слышал, она переехала в Треллеборг, когда дети выросли.

– У нее есть дети?

– Двое, дочь и сын. Очень толковый мальчик, возит грузы на судне между Истадом и Треллеборгом.

– А брат? Как, говорите, его зовут?

– Его звали Свен-Йоран.

– Звали?

– Он был фотографом. Его снимки печатались в газетах, устраивались даже выставки. Увеличенные фотографии – ведь это не настоящие картины. Всего лишь фотографии.

– И что с ним случилось?

– Да все то же.

– То есть? – не понял я.

Конрад снова огляделся, прислонил вторую палку к стене и сделал движение рукой, как будто наливает рюмку.

– Он пил. – Старик доверительно понизил голос.

– Пил?

– Да, потерял работу и все остальное… Потом вылечился, но снимать больше не мог. Нашел место в Треллеборге. Его там видели с метлой.

Я рассеянно кивнул, не понимая.

– Он сгорел, – снова кивнул Конрад.

– Кто?

– Свен-Йоран.

Я силился представить себе, как выглядел Свен-Йоран, и вдруг вспомнил, что в последнее лето он носил с собой фотоаппарат. Быть может, он и сделал тот черно-белый снимок, который я обнаружил в ящике.

– Как это случилось? – спросил я.

– Курил в постели. Так говорят.

Я не нашелся что ответить, поэтому сменил тему:

– А кто теперь живет в бывшем магазине?

– Юханссоны, они здесь уже давно. Девочка занимается футболом, одно время играла в «Мальмё ФФ».

– А мужчина, что косит траву на дороге возле магазина, – я показал рукой, – он живет в том новом доме?

– Тому дому больше десяти лет, – ответил старик. – Это Бьёрклунд, он работает в Мальмё. Жена тоже, но она редко показывается – сильно устает, пока добирается сюда из Мальмё.

Гардина снова зашевелилась, и в окне опять мелькнула голова Хильмы.

– Что ж, мне пора, – сказал я. – Приятно было пообщаться.

– Всего хорошего, – приветливо кивнул старик.

Я сделал несколько шагов к машине, но тут же оглянулся:

– А кто живет там, возле дороги?

– Ты имеешь в виду Бенгтссонов? – переспросил старик.

– Наверное. Чем они занимаются?

– Да, собственно, ничем. Старик на пенсии, а сын живет на пособие. Кажется, его зовут Билл, но у старика есть еще один сын, который любит автомобили.

– Булл? – пошутил я.

– Что?

– Да нет, ничего.

– Его зовут Джонни.

– Джонни? И чем он занимается?

– Всем помаленьку. Чинит машины и всякие механизмы.

Распрощавшись с Конрадом-через-С, я проехал мимо еще одного двора, заваленного шезлонгами, грилями, надувными матрасами и прочими принадлежностями для летнего отдыха, которые, несмотря на сезон, были никому не нужны.

После Северо-Западного Сконе это выглядело по меньшей мере странно.

Я скучал по морю, чистому воздуху и непринужденному общению, какое бывает лишь на пляжах.

Я устал от этой затхлости.

За годы жизни в столице я привык считать нормой открытость и дружелюбие в отношениях между людьми, и деревенская подозрительность казалась диковатой.

Я присел на скамейку на площади в Андерслёве и задумался об Анн-Луиз, разрушенном парке аттракционов и непроходимом лесе. Стало грустно. Где оно, наше последнее лето? Я огляделся. Киоска с поштучными сигаретами больше не было. Зато я увидел супермаркет, кажется «Иса». Попытался вспомнить имя пенсионера, который писал мне из «Треллеборгс аллеханды». Как бишь его, Агне? Густав? Альфред? А фамилия? Какая-то простая, едва ли не Свенссон… Нет, такую я бы не забыл. Ульссон, Перссон? Похоже, он окончательно выветрился у меня из головы, но это было поправимо. Достаточно достать мобильник, позвонить в «Треллеборгс аллеханду» и спросить фамилию и имя бывшего редактора.

Позвонить оказалось легче, чем получить ответ.

Молодая женщина взяла трубку и сказала, что она понятия не имеет, о ком я говорю, после соединила меня с человеком, который всю жизнь проработал в газете. Тот не сомневался, что я имею в виду Арне Йонссона – живую легенду журналистики Сёдерслэтта.

И продиктовал номер.

Арне долго не отвечал, и я хотел уже отменить вызов, когда услышал громкий голос:

– Йонссон.

– Свенссон, – представился я. – Меня зовут Харри Свенссон и…

– Это было давно…

– Простите? – не понял я.

– Я писал вам много недель назад.

– Да, но вы же знаете, как сейчас работает почта.

– Все верно… – прокряхтел он. – Где вы?

– В Андерслёве.

– Прекрасно, я как раз приготовил красные бобы, а сейчас поджарю колбасу и свинину. Хотите? Тогда вам придется поторопиться.

Я сел в машину и включил первую скорость.

В конце концов, речь шла о красных бобах с колбасой и свининой.

Андерслёв, июнь

Арне Йонссон жил на окраине Андерслёва, в просторном одноэтажном доме из красного кирпича. Я припарковался и направился к двери через ухоженный сад, в нем не было ни цветов, ни грядок, зато посредине, на зеленой лужайке, высился флагшток со спущенным сине-желтым вымпелом. В стороне тянулась живая изгородь, кажется самшит.

Анре Йонссон оказался низеньким и толстым.

Толстым – прежде всего.

У него были волнистые каштановые волосы, запах лосьона после бритья напомнил мне о временах детства.

У него был редкий для наших мест тип ожирения. Если большинство толстяков Сконе имеют гигантский живот, иногда свисающий до колен, то Арне выглядел более, я бы сказал, компактно. Носил он темные брюки, белую рубашку и передник с надписью «Le Chef» и смешным французским поваром с усиками и в высоком колпаке.

– Подарок жены, Свеи, – объяснил Арне. – По-французски это значит просто «повар», а не «шеф». Она хотела, чтобы и я стал таким, когда мне придется самому о себе заботиться. Она умерла, видите ли… Весь дом держался на ней. Когда Свея почувствовала, что час ее близок, написала мне самые нужные рецепты и научила готовить. И купила этот передник. С тех пор я и кручусь один как могу.