Неукрощенная - Элизабет Лоуэлл

Подозрение, что Доминик вряд ли знает, у какой конфеты вкус лимона, росло с каждой новой сладостью, которую они пробовали и отвергали, но Мэг не возражала. Напоенные медом поцелуи увлекали ее, и эта чувственная игра была приятнее, чем любая сладость.

Наконец осталась только одна конфета. Мэг томно смотрела, как Доминик взял ее губами, распаленными от поцелуев. Ему уже не нужно было просить ее попробовать. Она приподняла свое лицо навстречу ему так же нетерпеливо, как сокол рвется в небеса.

Острый вкус лимона разлился по ее рту, и из глубины ее существа вырвался вздох наслаждения.

– Это ведь лимон? То, что ты искала?

– Да.

– Поделись со мной.

Сказав это, Доминик опустил голову. На этот раз поцелуй не прерывался, пока не растаяла конфета. Мэг не знала, он целует ее или она целует его, их уста сплелись, и она уже не различала, где кончаются ее и начинаются его губы.

Когда Доминик наконец поднял голову, Мэг часто дышала, ища поцелуя, ее тело было опалено нежным пламенем. Она открыла глаза, голодные, томные, чувственные, и увидела, что ее разглядывают холодным взглядом.

– Ты попробовала моего прощения и узнала, что оно сладко, – сказал Доминик внятно. – Но мудрый человек прощает только один раз.

Мэг не шевелилась.

– Больше не сражайся со мной. Я прошу тебя об этом.

Г лава 16

С каждым днем Мэг становилось все труднее сдерживать свою клятву.

– Но что же будет с моим садом? – запротестовала она, когда Доминик выходил от нее. – Я должна…

– Старая Гвин позаботится о нем, – перебил ее Доминик, закрывая за собой дверь. – Я вернусь еще до того, как колокола пробьют полдень.

– Но когда же я буду свободна? – крикнула Мэг ему вслед.

– Когда я буду уверен, что каждый твой ребенок – мой. Я скоро вернусь, соколенок. А пока ты будешь ждать меня, вспомни свое обещание.

Мэг со стоном ударила по двери кулаком, и золотые колокольчики на руке зазвенели, словно сочувствуя ее горю.

«Вспомни свое обещание, – передразнила она Доминика. – Господи, да как же я могу его забыть? Последние три дня я только об этом и думаю».

Мэг держали одну в сумрачной комнате, как купленного за большие деньги охотничьего сокола. Хорошо еще, что там был очаг. И конечно, комната не шла ни в какое сравнение с птичьей клеткой.

Властитель замка Блэкторн – ее муж – был для Мэг единственной связью с внешним миром. Доминик приказал никого к ней не пропускать, и никто, кроме него самого, не разговаривал с ней.

Доминик всегда входил без стука. Иногда он приносил Мэг только что распустившийся цветок или речную гальку – у нее уже собралась целая коллекция. Доминик часто задерживался, чтобы поговорить с женой о своих делах: о работах на полях, о подновлении арсенального оружия. Или о выводке котят, которые точь-в-точь походили на Черного Тома, или о саде Мэг.

Если случалось, что Доминик приходил к обеду, то он кормил Мэг из своих рук, не обращая никакого внимания на ее протесты. В постель, занавешенную тяжелым балдахином, они ложились рядом. Эта близость тел была неудобна для Мэг, но давала неожиданное преимущество – тепло.

А когда наступало время купаться…

Мэг задрожала, вспомнив, как, пока она мылась и, соблюдая ритуал, распевала руны, Доминик смотрел на нее своими серо-стальными глазами, прислонившись к дверному косяку. Но хотя в его глазах то и дело вспыхивал чувственный блеск, он никогда не терял контроля над собой. Доминик дотрагивался до Мэг только для того, чтобы напоить, накормить или согреть холодной ночью.

Первый раз в жизни Мэг желала, чтобы она умела то же, что умеет норманнка. Тогда воля Доминика сгорела бы в пламени страсти, как горит в огне сухая солома. Он взял бы Мэг даже без ее согласия и узнал бы, что его недоверие напрасно.

Если бы она это умела! Но – увы… Зато Мэг была уверена, что с каждым днем ее заключения все больше и больше растет недовольство жителей поместья. Она вспомнила, как на другое утро после ее свадьбы Гарри обратился к ней от их имени:

«Если господин будет жесток с тобой, дай нам знать… Мало ли что может случиться с человеком на охоте… Я обещаю тебе».

Мэг содрогнулась, вспомнив слова Гарри. Саймон все чаще упоминал о привязанности Блэкторна к Дункану из Максвелла. Голос его при этом был очень злым. Если крестьяне причинят хотя бы малейший вред Доминику, месть Саймона будет быстрой и жестокой.

Золотые путы Мэг тихо и нежно позванивали, а она ходила безостановочно по комнате, думая о будущем своих людей. Зазвонили колокола, и ее внимание привлекли звуки, доносившиеся со двора. Лязганье мечей и стук щитов были слышны даже сквозь закрытые ставни.

Мэг подошла к окну и обнаружила, что можно немножко приоткрыть ставни. Щелочка была слишком мала, чтобы в комнате стало хоть немного светлее, но сквозь нее можно было рассмотреть двор внизу.

Под строгим надзором Доминика рыцари совершенствовали свое боевое искусство. Кольчуга и шлем, наколенники и кованые латные рукавицы защищали воинов, пока они орудовали мечами, специально утяжеленными для тренировки. Мечи эти были не остры, но в руках сильного рыцаря даже тупое оружие представляет опасность: им можно тяжело ранить неосторожного и неумелого противника.

Норманнка разлила по кружкам эль. Она ходила среди бойцов, предлагая им пенящийся напиток. Даже с высоты своей башни Мэг могла видеть, как Мари покачивает бедрами.

Ледяным взглядом Мэг следила, как молодая женщина приблизилась к Доминику. Норманнка почти прижалась к нему и запрокинула лицо, глядя на рыцаря, как на бога.

Когда Доминик рассмеялся в ответ на какие-то ее слова, руки Мэг сжались в кулаки. Она была уверена, что в последнее время он не делил ложе с Мари, и все-таки с детским гневом подумала, что хорошо было бы открыть окно и выплеснуть на голову негодяйке все содержимое ночного горшка. Слава Богу, что все свободное время Доминик проводил со своей женой.

Если Мэг и была пленницей Доминика, то и он тоже был ее пленником. Эта мысль немного утешила ее.

Мэг обрадовалась, когда Доминик отвернулся от Мари и стал разговаривать с Саймоном. Мгновение спустя он кивнул и подал знак своему оруженосцу.

Вскоре братья были снаряжены для боя. Когда они вышли на свободное место, все остальные рыцари перестали сражаться. Даже самые закаленные в боях воины учились чему-то новому, когда Доминик и Саймон сходились в поединке.

По какому-то невидимому сигналу братья рванулись навстречу друг другу, с обманчивой легкостью орудуя тяжелыми мечами. Физически они очень хорошо подходили друг другу. Оба были намного выше, сильнее и проворнее остальных мужчин во дворе. Их поединок скорее напоминал бой человека со своей собственной тенью.

Зловещий скрежет стали заставил Мэг затаить дыхание. Удары, которые братья наносили друг другу, давно свалили бы с ног любого другого воина. Сначала всем казалось, что кто-то должен сдаться первым, но вскоре стало ясно, что, если Доминик превосходит брата в силе, то Саймон был куда проворнее его. Вопрос заключался только в том, кто сумеет использовать свое преимущество быстрее и лучше.