Найденный мир - Андрей Уланов

Ему все еще было неловко, что расспрашивать филиппинку приходится в каюте, вдали от чужих глаз. Но отыскать на борту место удобное и в то же время не слишком уединенное, где можно побеседовать в пристойной обстановке, было невозможно. Не то чтобы молодого человека сковывали нормы приличия, но все же – что подумают люди?

– Я с тобой, – отозвалась Тала голосом, не терпящим возражений.

Мушкетов ничего не ответил.

Искать долго не пришлось: едва выбравшись на палубу, геолог едва не уткнулся носом в спину капитана, вполголоса распекавшего вахтенного офицера.

– …И чтобы впредь такого не повторялось! – Колчак стремительно обернулся: – Чего вы хотели, Дмитрий Иванович?

– Я вам не помешал, Александр Васильевич? – Геолог от волнения пригладил волосы. – Хотел спросить: отчего машины запущены?

– А вот об этом мы как раз с Александром Михайловичем спорили. – Капитан уголком губ указал на вахтенного. – Барометр падает.

Мушкетов машинально глянул в небо. Редкие облака почти сливались с сизой бездной над головами. Все время хотелось поежиться в ожидании дождя, будто вот-вот посыплются за шиворот мелкие холодные капли, хотя погода оставалась ясной.

– Это плохо? – спросил он, не вполне понимая, к чему клонит Колчак.

– Это очень странно, – ответил тот в своей обычной стремительной манере. – Все время, что мы находимся в Новом Свете, над океаном и Землей Толля стоял необычайно стойкий антициклон. Невзирая ни на какие изменения погоды. Казалось, что здесь нормальное атмосферное давление заметно выше, чем в Старом мире… но теперь оно уже опустилось практически до нормального: барометр показывает семьсот шестьдесят пять миллиметров. И продолжает падать.

Он перевел дыхание. Молодой геолог втянул соленый воздух, будто пытаясь запастись им, утекающим за горизонт, и ощутил, что впервые за много дней дышится прозрачно и легко. Словно из-за пазухи вынули камень.

– Будет буря, – вымолвил капитан, взглядом остановив пытавшегося заговорить вахтенного. – Будет такая буря, что черти утонут в небе. И я не рискну встретить ее у этих берегов. Нам придется или до ее прихода встать на якорь в бухте Зеркальной, или уходить в открытое море. И то и другое опасно… но все же не так рискованно, как пытаться идти на парусах в шторм вдоль здешних скал.

Мушкетов вспомнил насаженный на камни, разбитый бурями «Фальконет» и тут же живо представил себе «Манджур» в таком же беспомощном положении: у чужих, враждебных берегов, кишащих опасными тварями. Он обернулся к релингу: на горизонте сгущалась голубиная, сизая мгла, на глазах наливаясь опасной темнотой.

Филиппинка шумно принюхалась.

– Будет буря, – проговорила она по-английски. – Сильная.

Еще с полчаса канонерка, пачкая дымом небо, ползла вдоль угрюмого берега, мимо торчащих из воды черных скал. Потом резко отвернула, направляясь в открытое море. Очевидно, капитан потерял надежду добраться до Зеркальной до начала шторма.

Ветер, и без того слабый, стих, навалилась духота. Воздух, только что легкий и чистый, вдруг гипсом застыл в горле. Почти все паруса уже были зарифлены, стакселя обвисли. Даже мерное сердцебиение паровых машин казалось в этой давящей атмосфере натужным.

Окинув взглядом море, молодой геолог обратил внимание на то, что прежде не казалось ему странным. Насыщенная водорослями, морской ряской и планктоном вода совершенно не пенилась. С запада шла, набирая силу, безветренная мертвая зыбь, волны всплескивались накрест, сохраняя маслянистый блеск. Ребристое зеркало отражало стальную гладь небес, и казалось, что канонерка затерялась не в море, а среди чешуй мирового змея, величайшего из гигантских ящеров Нового мира, такого огромного, что весь океан не в силах был вместить его и сам поместился под неровной, спазматически подрагивающей шкурой.

Небо вздрогнуло. Темная занавесь, колыхавшаяся на горизонте, понеслась навстречу мучительно проламывающему водные гряды «Манджуру». Мушкетов вдруг осознал, что остался на палубе вдвоем с Талой. Филиппинка впилась в релинг с такой силой, что смуглые пальцы обрели цвет слоновой кости. Все затаило дыхание в ожидании шторма, и даже тучи замерли, цепляясь сизыми когтями за стеклянный потолок небес. Потом нос канонерки пробил темную стену, и штиль разбился тысячей осколков ветра.

Буря ударила по кораблю с такой силой, что стон металла перекрыл даже ее сокрушительный вопль. Воздух смешался с водой, накрыв ученого пластом непроглядной иззелена-белой пены. Геолог проклял себя, что вовремя не спустился в каюту, но было поздно – первым же шквалом его промочило до костей, а шторм только усиливался. Ветер сбивал с ног, пытаясь выворотить стоящих на палубе за борт. В вышине, на реях, что-то трепетало со струнным звоном и лопалось под сухой грохот коротких, как морзянка, молний.

Мушкетов попытался сделать шаг – и не смог. Руки приковала к релингу мучительная судорога, ноги не сходили с места. Он мог только смотреть в немом ошеломлении, как вокруг бушует стихия. Сине-белые разряды разбивали бурю на кадры, точно синематографическую ленту. Валы вздымались вокруг, обрушиваясь на палубу, окатывая ученого с головы до ног. Отдаленный уголок сознания молодого ученого не переставал изумляться тому, что ни его, ни филиппинку еще не смыло. А расчетливая, холодная рептилия, угнездившаяся в стволе мозга, непрерывно взвешивала шансы внезапно ставшего крошечным и хрупким корабля выжить в страшном тайфуне и находила их почти невесомыми.

…С берега британский корабль смотрелся впечатляюще. «Как двухголовый слон, – подумал Обручев, – чтобы не сказать хуже». Исполинские орудийные стволы, торчавшие из башен, наводили на мысли почти непристойные. Рядом с броненосцем немецкая канонерка разом показалась маленькой.

– Экий урод, – проворчал геолог себе под нос. – Федор, меня глаза подводят – там у него флаги сигнальные вывешены?

– Точно так, вашбродь, – подтвердил матрос. – Только отсюда не разобрать… хотя…

Обручев оборвал его взмахом руки.

– Лейтенант, – перешел геолог на немецкий, – не подскажете, что сигналит этот британец?

Германский моряк поднял к глазам бинокль.

– …Имею срочное сообщение… – проговорил он, вглядываясь. – …Остановиться и ждать моего сигнала… нуждаюсь в помощи. Вот ведь наглецы!

Обручев воздержался от упоминания о том, что первый сигнал с «Ильтиса» выглядел почти так же. Но только немецкая канонерка не нуждалась в помощи.

– Идемте, господа, – произнес он. – Нам еще долго ковылять вдоль берега… Холера бы взяла здешний стланик, из-за него невозможно выбраться из лагеря. Может, стоило бы перенести его… позже…

Геолога прервал низкий гул. Камни под ногами тяжело шевельнулись.

– Назад! – вскрикнул Обручев, отшатываясь от воды. – Прочь от берега!

Зеркало бухты колыхнулось, разглаживая морщинки на воде. Что-то огромное лениво приподнялось со дна и так же неспешно улеглось обратно. Невысокая волна пробежала от центрального рифа к берегам круглого залива, покачнув корабли и разбившись о щебенчатый пляж, по которому брели с добычей запыхавшиеся охотники. А следом за волной прикатился невыносимый смрад серы и тухлых яиц, быстро рассеявшийся под морским ветром.