Дети зимы - Лия Флеминг

Киоски и ларьки на рынке Скиптона мигали и переливались волшебными огнями, на Хай-стрит было многолюдно. Кэй спешно покупала последние из запланированных подарков. Старинная церковь и замок создавали романтический фон для этой предпраздничной суеты, но Кэй было некогда любоваться на них. Она заглянула в свой список. Родители Тима – готово, книга для миссис Сноуден и то, что Кэй положит в носок для Иви, уже лежали в сумке вместе с коробками мятного шоколада «Whitakers», на случай, если их неожиданно куда-нибудь пригласят. Еще блестки и мишура для завершения костюма ангела – Иви будет участвовать в школьной постановке. Но главная задача была пока еще не выполнена – главный подарок для дочки не куплен.

Кэй не собиралась заваливать дочь подарками, компенсируя то, что увезла ее от дедушки с бабушкой. Для большинства компьютерных игр и компакт-дисков она еще мала. Хотелось подарить что-то креативное, не тупое, и, будто в ответ на ее молитвы, она увидела в витрине арт-шопа огромную коробку красок. В ней были мелки и палочки пастели, акварель и маркеры, а также альбом и палитра.

Иви написала Санте письмо и положила его на камин. В нем она просила подарить ей что-нибудь интересное. Этот набор наверняка доставит ей радость, он недешев, зато прекрасно поместится в большой пакет. Магазинчик был словно пещера Аладдина, столько там было всяких интересных вещей для художественного творчества. Он напомнил ей о далеких днях, когда она, дочка директора, жила в доме при небольшой школе. Тогда она много рисовала акварельными карандашами Lakeland, составляла узоры из Fuzzy Felt, лепила фигурки из пластилина и нанизывала бусы. Тогда ей нравилось что-то делать руками.

В кассу пришлось выстоять длинную очередь, а Кэй уже устала. Ее ноги привыкли к удобным кроссовкам, а тут на ней были тесные сапожки. Ей хотелось сесть в кресло и выпить красного вина. Потом она услышала музыку, знакомые с детства рождественские мелодии; их играл где-то на улице духовой оркестр. В груди у нее стало тесно, а сердце бешено застучало. Ей захотелось выскочить на свежий воздух и бежать без оглядки от этих звуков.

Со слезами на глазах она метнулась к дверям и прошла по переулку в ближайшее кафе. Ее руки дрожали, когда она заказала крепкий кофе и положила в него пару ложек сахара, чтобы успокоить свои расшатанные нервы. На нее нахлынули воспоминания: покупка подарков в Саттон Колдфилде, они тогда слушали такой же оркестр и думали, что впереди у них замечательное Рождество: вечеринки с друзьями, поездка в Бирмингем на пантомиму. В руках она держала пакеты с продуктами, которые любил Тим – шоколад с имбирем, сахарные мышки, мандарины и чай с пряностями.

– Пожалейте себя, – говорила ей психотерапевт. – Позвольте боли овладеть вами. Вреда не будет, если она захлестнет вас и уйдет. Дышите глубже.

Перед Кэй медленно проплывала каждая минута последнего Рождества – сначала восторг и предвкушение праздника, потом ужасная драма. Сцена за сценой она снова переживала шок, недоверие, немоту, панику. Когда весь мир праздновал и веселился, они онемели от горя, и легкомысленная музыка, лившаяся с экрана телевизора, звучала как обвинение… Горячий напиток немного ее успокоил. Именно о такой реакции ей и говорила психотерапевт, но слова словами, они не могли подготовить ее к такому внезапному взрыву горя. Однако сейчас она уже чувствовала себя лучше. Ведь это другой город, другие магазины, да и духовики играли для того, чтобы все радовались. Надо вернуться и купить подарок для Иви. Зачем ребенку страдать? Ведь надо вытерпеть всего лишь один день, и Кэй справится, переживет его. Другие люди проводят Рождество в одиночестве, со своими печальными воспоминаниями. А ей повезло, у нее есть ребенок; она приехала сюда, на север, чтобы защитить от горя их обеих. Теперь надо собраться с силами еще раз… Она с ужасом посмотрела на часы.

Ник Сноуден ждал ее в «Рыжем Льве», и она уже опоздала на полчаса.

* * *

– Извините. – Кэй ворвалась в паб с пакетами в руках. Ник видел, что она запыхалась, а ее глаза полны слез. Как он мог на нее сердиться?

– Присядьте, – велел он.

– Еще раз извините. Такой длинный список. Я забыла о времени. Не знаю, что на меня нашло.

– Спешки никакой нет. Что вы будете пить?

– Ой, я не могу. Я ведь за рулем…

– Я почти ничего не пил, так что отвезу вас домой.

– Но…

– Никаких «но», сядьте и успокойтесь. На вас лица нет.

Из глаз Кэй хлынули слезы.

– Все этот проклятый духовой оркестр, из-за него я все вспомнила… прошлый год… Извините…

– Что тут извиняться? Вот, садитесь у огня. Вам надо выпить чего-нибудь покрепче.

– Но… – Ее зеленые глаза сверкнули, он направил на нее свой «стальной взгляд», и она улыбнулась сквозь слезы. – Спасибо, Ник. Это христианское милосердие.

Он видел, как она расстроена. У нее дрожали руки. Он привык, что у нее всегда бодрый вид. Теперь же она походила скорее на испуганного ребенка, а он знал, каково это. Когда он узнал о самоубийстве Джима, когда на его глазах уничтожалось его стадо, он держался, но потом, спрятавшись в амбар, рыдал, пока не иссякли слезы.

У нее такое поразительное лицо, особенно когда она улыбалась. Ей требуется сочувствие, как и ему. Внезапно привычный шум паба отошел куда-то на задний план, а огонь в камине ожил и согрел его. Ник почувствовал себя словно в былые времена, на свидании с хорошенькой женщиной. Для постороннего взгляда они были лишь еще одной супружеской парой, изнемогавшей под грудой рождественских покупок. Несомненно, счастливой парой.

Знал бы этот «посторонний взгляд» правду. Ведь на самом деле даже никакого намека на счастье. Но все-таки у него потеплело на сердце, когда он понял ее состояние и подвинул стул ближе к ней.

– Ну вот, выпейте, и мы сейчас закажем суп. Может, и день после этого покажется более ясным.

– Как вы встретились с вашим бухгалтером? – Она постаралась сменить тему.

Ник пожал плечами. Проще всего было бы послать ее куда подальше, но ему тоже нужно было выговориться, и он рассказал ей все.

– Я выслушал все обычные предостережения, но он предложил мне и пару полезных вещей. Когда я вернусь, я пороюсь на чердаке… поищу что-нибудь ценное. Вот бы найти потерянную фамильную реликвию, которая, по словам деда, когда-то висела в салоне, – рисунок самого Тернера. Это существенно поправило бы мои дела. – Он засмеялся.

– Вы ведь любите вашу ферму, правда? – Кэй участливо посмотрела на него, от чего он густо покраснел. На секунду их взгляды встретились. Он проглотил свои эмоции и отвел глаза в сторону. Потом заявил, стараясь убрать из голоса дрожь:

– Я не отдам Уинтергилл, никогда не отдам, что бы там ни думала мать. Надо только продержаться.

– У вас это получится. Вы уже и так много сделали.

– Я надеюсь.

– Я уверена в этом. – Она взяла его за руку и не отпускала. Потом засмеялась. – Нас послушать, так мы рассуждаем как старые тетки… Как там наш суп?