Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

Во время частых визитов на виллу Романи я подолгу проводил время со своей дочерью Стеллой. Она страстно ко мне привязалась – бедняжка! – любовь ее была всего лишь природным инстинктом, хоть она этого и не знала. Ее няня Ассунта частенько привозила ее ко мне в гостиницу, где мы вместе проводили час с небольшим. Для нее это было огромной радостью, и восторг ее достигал апогея, когда я сажал ее на колени и рассказывал ей ее любимую сказку о том, как папа послушной маленькой девочки внезапно уехал, как девочка грустила о нем, пока, наконец, добрые феи не помогли ей его отыскать. Сначала я немного побаивался старой Ассунты: она ведь и меня нянчила – а вдруг она меня узнает? В первый раз, когда я увидел ее в своем новом образе, у меня от волнения перехватило дыхание, но добрая старушка почти ослепла и, по-моему, едва различала даже мой силуэт. Она представляла собой полную противоположность дворецкому Джакомо, искренне верила, что ее хозяин умер, и на то у нее были все причины. Однако Джакомо, как ни странно, в это не верил и с фанатичным упорством утверждал, что его «молодой хозяин» не мог умереть так внезапно. Он упрямо на этом настаивал, и моя жена заявила, что он, очевидно, сходит с ума. Ассунта, напротив, многословно рассуждала о моей смерти и с полной уверенностью говорила мне:

– Этого следовало ожидать, ваше сиятельство: для нас он был слишком хорош, вот святые его и забрали. Конечно, он понадобился Пресвятой Деве – она всегда выбирает лучших из нас. Бедняга Джакомо меня не слушает, он слабеет и впадает в детство, а уж как он любил своего хозяина – даже слишком любил… – Тут ее голос становился укоризненно-торжественным. – Да, даже больше, чем сам святой Иосиф! И, конечно же, за подобные вещи наказывают. Я всегда знала, что хозяин умрет молодым: ребенком он был слишком нежным, а мужчиной – слишком добросердечным, чтобы надолго задержаться на этом свете. – И она качала седой головой, перебирала четки и возносила молитвы за упокой моей души.

Несмотря на все усилия, мне так и не удалось из нее ничего вытянуть о ее хозяйке – это была одна из тем, на которую она неизменно отказывалась говорить. Как-то раз, когда я с восторгом отозвался о красоте и достоинствах молодой графини, она вдруг посмотрела на меня мрачно и вопросительно, вздохнула, но ничего не сказала. Мне было радостно видеть, что она безгранично предана Стелле, и ребенок отвечал ей тем же, хотя с наступлением ноябрьских дней моя дочурка стала выглядеть не лучшим образом. Она побледнела и похудела, глаза ее казались неестественно большими и серьезными, и она очень быстро уставала. Я обратил внимание Ассунты на эти нездоровые признаки, и та ответила, что разговаривала с графиней, но «мадам» не придала значения болезненному состоянию ребенка. Затем я сам обмолвился об этом в разговоре с Ниной, но она лишь благодарно улыбнулась мне и ответила:

– Право же, граф, вы слишком добры! У Стеллы все хорошо, у нее прекрасное здоровье. Возможно, она ест слишком много конфет и довольно быстро растет – вот и все. Как любезно с вашей стороны о ней беспокоиться! Однако уверяю вас: с ней все в порядке.

Я подобной уверенности не разделял, однако мне приходилось скрывать свое беспокойство, поскольку излишняя озабоченность здоровьем ребенка не соответствовала моему вымышленному образу.

Немногим позже середины ноября произошло одно событие, которое дало толчок моим планам и ускорило их воплощение в жизнь. Дни становились холодными и неприветливыми даже в Неаполе – прогулки на яхте закончились, и я планировал несколько обедов и балов к приближавшемуся зимнему сезону, когда однажды днем Феррари вошел ко мне без доклада и упал в ближайшее кресло, издав нетерпеливое восклицание. Лицо у него было раздраженное и раздосадованное.

– В чем дело? – беспечно спросил я, украдкой бросив на него внимательный взгляд. – Денежные затруднения? Прошу вас, обращайтесь! Я стану самым покладистым банкиром!

Он улыбнулся смущенной, но благодарной улыбкой.

– Благодарю вас, граф… Но дело совсем не в этом… Тут… Боже мой! Как же мне не везет!

– Надеюсь… – Тут я придал своему лицу выражение глубочайшего беспокойства. – Надеюсь, что прекрасная графиня вас не обманула? Она отказалась выходить за вас?

Он рассмеялся со сквозившими в его смехе нотками высокомерного торжества.

– О, на этот счет нет никакой опасности! Она не посмеет меня обмануть.

– Не посмеет? Довольно сильно сказано, мой друг!

Я погладил бороду и пристально посмотрел на него. Он, похоже, сам понял, что высказался слишком поспешно и откровенно, поскольку покраснел и с некоторым смущением произнес:

– Ну, я не совсем это хотел сказать… Конечно же, она вольна поступать как пожелает… Однако, по-моему, она не сможет мне отказать после стольких проявлений расположения ко мне.

Я взмахнул рукой, выражая свое полное согласие.

– Конечно не сможет, – ответил я. – Если только она не отъявленная кокетка, а потому совершенно никчемная женщина. А вам, так хорошо знающему ее внутреннее совершенство и чистоту, нет никакой причины опасаться. Однако если это не любовь и не деньги, то что же вас тревожит? Судя по вашему лицу, это, наверное, что-то серьезное.

Он рассеянно поиграл подаренным мною кольцом, несколько раз покрутив его на пальце, прежде чем ответить.

– Ну, дело в том, – наконец произнес он, – что мне на некоторое время придется уехать из Неаполя.

Мое сердце в радостном предвкушении подпрыгнуло в груди. Уезжает из Неаполя! Оставляет поле сражения и отдает мне победу! Фортуна явно мне благоволила. Однако я отреагировал с деланым беспокойством:

– Уезжаете! Этого определенно не может быть. Почему? Зачем? И куда?

– Мой дядя умирает в Риме, – раздраженно ответил он. – Он объявил меня наследником, и ради соблюдения приличий я обязан находиться при нем в последние дни. Они могут растянуться надолго, эти последние дни, но стряпчие настаивают, что мне лучше находиться там, потому что старику на последнем вздохе может взбрести в голову лишить меня наследства. Полагаю, что отсутствие мое долго не продлится – самое большее две недели, – а в это время… – Тут он замялся и озабоченно поглядел на меня.

– Продолжайте, дорогой мой, продолжайте! – с некоторым нетерпением воскликнул я. – Если я что-то смогу сделать в ваше отсутствие, только скажите.

Он поднялся с кресла, подошел к окну, где я устроился полулежа, поставил напротив меня маленький стул, сел и доверительно положил руку мне на запястье.

– Вы можете сделать очень многое, – серьезным тоном ответил он. – И я чувствую, что могу всецело вам довериться. Присмотрите за ней! Ее некому будет защитить, а она так красива и беспечна! Вы сможете ее охранять, ваш возраст, титул и положение, а также то, что вы давний друг семейства, – все это обеспечит бдительный надзор над ней, и вы сможете помешать другим мужчинам попасть в поле ее зрения…

– Если хоть кто-то посмеет! – воскликнул я, поднявшись с места с наигранно трагическим видом. – Я не буду знать покоя, пока моя шпага не войдет в его тело, как в ножны! – Тут я громко рассмеялся и хлопнул его по плечу.