Магнус Чейз и боги Асгарда. Молот Тора - Рик Риордан

– Твоя комната в том же виде, как ты оставил ее, – произнес он сухо. – Я полагаю, ты погостишь?

Хэртстоун, качнув головой, прожестикулировал:

– Нам нужна твоя помощь. После сразу уйдем.

– Пользуйся этим, сынок, – поморщившись, указал мистер Олдерман на маленькую белую доску и привязанный к ней на тесемке маркер, которые находились с краю стола как раз рядом с Хэртстоуном. – Эта доска заставляет его подумать, прежде чем что-то сказать, – перевел взгляд на меня пожилой эльф. – Если, конечно, вообще позволительно назвать речью это его размахивание руками.

Хэртстоун, сложив на груди руки, ответил отцу исполненным ярости взглядом.

– Мистер Олдерман, – поторопился вмешаться в качестве переводчика я, пока кто-то из них не убил другого. – Нам с Хэртом требуется ваша помощь, потому что наш друг Блитцен…

– Превратился в камень, – продолжил за меня пожилой эльф. – Я сам это прекрасно вижу. Только не понимаю, в чем здесь проблема. Свежая проточная вода возродит его.

Я испытал огромное облегчение. Тяжесть гранитного гнома, давившая мне на совесть, ушла. Уже ради одной этой информации стоило предпринять весьма неприятное и утомительное путешествие сюда. Но нам-то требовалось от мистера Олдермана гораздо больше. И я продолжил:

– Тут дело-то, видите ли, такое. Я специально превратил Блитца в камень. Он был ранен мечом Скофнунг.

Губы у мистера Олдермана растянулись в улыбке.

– Мечом Скофнунг?

– Ну да. И что тут смешного?

Пожилой эльф улыбнулся еще шире прежнего, демонстрируя нам идеально белые зубы.

– То есть вам нужна моя помощь в лечении этого гнома, которое невозможно без камня Скофнунг.

– Ну да, – кивнул я. – А он у вас есть?

– Разумеется, – с важностью указал на одну из ближайших к столу витрин мистер Олдерман. Там сквозь стекло виднелся каменный диск размером с десертную тарелку. Серый с голубыми крапинками. Точно такой, как нам описал его Локи.

– Я собираю артефакты всех Девяти Миров, – тоном экскурсовода изрек мистер Олдерман. – И камень Скофнунг – одно из первых моих приобретений. Он был зачарован с таким расчетом, чтобы при его помощи острие магического меча поддавалось заточке, а кроме того залечивались раны, если неосторожный пользователь нанес их себе этим оружием.

– Впечатляет, – с подчеркнуто вежливым видом отреагировал я. – И как же залечивают им раны?

– Да проще простого, – небрежно махнул рукой мистер Олдерман. – Дотронетесь камнем до раны, они и закроются.

– Значит, мы можем его у вас одолжить?

– Нет, – категорически возразил он мне.

И почему я не удивился? Мы встретились взглядом с Хэртом. Его глаза выражали больше, чем самые бурные жесты. «Самый лучший отец во всех Девяти Мирах», – прочитал без труда я в них.

В комнату вошла Инге с подносом. На нем стояли три серебряных кубка. Первый она поставила перед мистером Олдерманом, второй – возле меня, а третий с улыбкой передала Хэртстоуну. Их пальцы соприкоснулись. Уши у Инге покраснели, и она стремглав вылетела из комнаты, но явно куда-то неподалеку – с таким расчетом, чтобы не находиться в поле нашего зрения, но тут же услышать, если ее позовут.

Жидкость у меня в кубке напоминала расплавленное золото. Я с самого завтрака ничего не ел и не пил и сильно сейчас надеялся на какие-нибудь эльфийские бутерброды, ну и соответствующую им запивку наподобие газированной воды. И еще меня мучил вопрос, следует ли мне спросить про историю этого кубка и чем он знаменит, как было принято в мире гномов? Но что-то мне подсказало, что здесь такие вопросы были совсем неуместны. Гномы ведь обращались с каждой вещью, словно она была уникальным одушевленным существом. А мистер Олдерман придавал бесценным артефактам, которые окружали его, не больше значения, чем слугам. Сомневаюсь, что вещи у эльфов носят какие-то имена.

Я глотнул золотистый напиток. Вкусно необычайно. В этом нектаре слились воедино сладость меда, густота шоколада, прохлада мороженого плюс что-то еще, чему я не мог подобрать сравнения. А главное, утоляя жажду, он в то же время насытил меня сильнее обеда из трех блюд. И заряд бодрости я получил такой, что по сравнению с ним эффект от вальгалльской медовухи казался лишь действием энергетического напитка из супермаркета.

Свет в гостиной мне начал казаться переливающимся. Прекрасно ухоженная лужайка за окном манила меня. Захотелось снять солнечные очки и, сиганув на улицу прямо через стекло, вприпрыжку направиться погулять по Альфхейму, наслаждаясь пронзительным светом, пока он не выжжет глаза.

А потом я поймал на себе внимательный взгляд мистера Олдермана, которому доставляло явное удовольствие наблюдать, насколько отшиб мне разум эльфийский напиток. Я несколько раз моргнул, и мне вроде бы удалось прийти в себя.

– Сэр, – обратился к нему я почтительным тоном. Это здесь вроде бы хорошо срабатывало. – Неужели же вы действительно не поможете нам? Камень ведь вот он, рядом.

– А какой, интересно, мне прок помогать вам? – спросил он, оттопырив хвастливо мизинец, на котором блестело кольцом с аметистом. – Мой сын… Хэртстоун… не заслуживает, чтобы я помогал ему, – отхлебнув из кубка, продолжил он. – Много лет назад он ушел из дома, не сказав нам ни слова. – Мистер Олдерман лающе хохотнул. – Ну, естественно, не сказав, – выразительно прикоснулся он пальцем ко рту. – Ты ведь, конечно, меня понимаешь.

Мне захотелось врезать ему своим кубком по зубам, но я сдержался и ровным голосом произнес:

– Положим, Хэртстоун ушел. Но это что, преступление?

– Ну, если учесть последствия, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес мистер Олдерман. – Своим уходом он убил мать.

Хэртстоун, поперхнувшись, уронил кубок. В комнате повисла столь полная тишина, что было слышно, как он покатился по полу в угол.

– А ты был не в курсе? – спросил меня мистер Олдерман. – Ну, разумеется. Какое тебе-то до этого дело. Его внезапный уход поверг дорогую мою жену в депрессию. Ты хоть в малейшей степени представляешь, как он опозорил нас тем, что исчез? – с гневом воззрился он на Хэртстоуна. – В обществе пошли слухи, будто ты изучаешь этот кошмар под названием рунная магия. Водишь компанию с Мимиром и его приспешниками. Дружишь с гномом… Однажды мама твоя, возвращаясь из клуба, где ей пришлось вынести за обедом множество самых ужасных высказываний в твой адрес со стороны подруг, пребывала в настолько подавленном настроении и так горевала об утрате былой репутации, что при переходе улицы не заметила, как грузовик проехал на красный свет, и…

Олдерман поднял глаза к мозаичному потолку. На секунду мне показалось, что в нем, кроме злости, живут и другие чувства. Готов поклясться, во взгляде его промелькнула грусть. Правда, ее тут же вновь застлала пелена отчуждения.

– Как будто тебе недостаточно было, что ты явился причиной смерти своего брата, – уставился он с укором на сына.