Зона приема - Владислав Выставной

– Что-то я не пойму, – подымаясь вслед за Котом, пыхтел Шевцов. – Кто здесь мог эти ступени выдолбить? Да и вообще, что это, мать его, за Остров такой? Откуда он взялся посреди Новосибирского водохранилища? Я же карты знаю, не было здесь такого отродясь, да и не могло быть. И эти скалы… Здесь же просто нет таких горных пород…

– Это известняк, в Средиземноморье такой, – подал голос Аким.

– О, очнулся, – хохотнул контрразведчик. – Хочешь сказать, нас за тысячи километров швырнуло?

– Вряд ли, – отозвался Аким. – Море – оно то же самое.

– А незачем голову ломать, – тяжело дыша от крутого подъема, сказал Кот. – Знакомые штучки, Море всегда на мозги действует. Мы искали Остров – и оно позволило нам найти его. А могло и не позволить. Так что радуйтесь, что живы, и не пытайтесь понять то, что понять не дано.

– Представляю, что бы ответил тебе академик Лавров, – усмехнулся Шевцов. – Думаю, любой из ученых Института полжизни отдал бы, чтобы здесь оказаться.

– Потому-то их и нет здесь, – сказал Кот. – Зоне неинтересно, чтобы ее исследовали, потрошили, как ученые – крыс и морских свинок. Она ловит в человеке то, что глубже интеллекта и примитивных желаний. Понимать надо.

– Стало быть, тебя она поняла?

– Стало быть так, – Кот пожал плечами. – Я живое тому свидетельство.

– Не факт, что Зона выполняет именно твое желание.

Кот вздрогнул. Он не сразу понял, что это сказал Аким. Потому что голос звучал сверху. Кот поднял глаза.

Аким уже ждал наверху, сидя на краю скалы, свесив ноги в пропасть.

– Как ты успел? – пробормотал сталкер. Мелькнула мысль о «телепортации», которая успела войти в его жизнь. Неужели Аким тоже?..

– Там боковое ответвление, – просто сказал парень. – Обогнал вас – и все дела.

Ощутив легкое разочарование, Кот выполз на вершину скалы.

И замер, потрясенный зрелищем.

Это была не просто скала – широкое плато возвышалось над Морем на высоте не менее трех сотен метров. И нереальная, переливающаяся гладь от горизонта до горизонта.

– С ума сойти, – произнес обычно не особо впечатлительный Шевцов. – Даже если мы отсюда не выберемся, Кот, я тебе благодарен. – Такого я в жизни не видел.

– А ты уверен, что мы – в жизни? – бледно произнес Кот.

– Что ты имеешь в виду?

– Что мы не утонули, и все это – не агония умирающего мозга. Я слышал, что так бывает – когда мозг умирает, и начинает мерещиться всякое…

– А пошел ты к черту, Кот! – рассмеялся Шевцов. Сладко потянулся, сел на край скалы рядом с Акимом. – Даже если мы умерли – то это нехудший вариант. Считай, в рай попали – скажи, Аким?

– Лучше бы мы умерли, – бесцветно сказал тот. – Дурное это место.

– Тьфу, и ты туда же, – проворчал контрразведчик. – Ну чем оно хуже, чем какое-нибудь болото по соседству с «порченой землей» или «комариной плешью»?

Кот хотел было поддержать Шевцова: он сам живое свидетельство безжалостности Зоны. Влезешь в «порчу» – и остается только гадать, во что обернется твоя человеческая природа. Ладно если третий глаз на затылке вырастет, как у Зоркого, – это даже в жизни пригодиться может. А если начнет тебя поглощать изнутри какая-нибудь дрянь – вроде той «сети», что медленно убивает его? И только дурак думает, что сталкер ходит в Зону, как на праздник. Хотел сказать – но слова застряли у него в горле.

Что-то знакомое почудилось ему в глубине плато, шагах в ста от обрыва. Он медленно, как загипнотизированный, направился в ту сторону, разглядывая открывающиеся детали.

Наспех сооруженная стенка из бетонных блоков, пыльный шлагбаум над потрескавшимся асфальтом, башня бэтээра, торчащая за мешками с песком, колышущийся на ветру брезент палатки «по ту сторону». И выцветшая тряпица флага, трепещущая на устремленной в небо антенне.

Блокпост.

– Ого, – сухо произнес шедший по пятам Шевцов. Замер, инстинктивно пригнулся, чуть присел. Взгляд его забегал, остро подмечая детали. – Так, медленно отходим, пока не засекли.

– Нет здесь никого, – глухим, треснувшим голосом отозвался Кот.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Шевцов.

Сталкер не ответил. Просто медленно двинулся вперед. Ноги отказывались слушаться, как отказывался разум верить в увиденное. Потому что это были те самые бетонные блоки, и даже выбоины от пуль – на знакомых местах. И гильзы, обильно рассыпанные перед стенкой, и тыква в простреленной каске, нахлобученная на арматуру шутником Лехой.

И лужа запекшейся крови под пулеметным гнездом.

Тот самый блокпост.

Его компактный, персональный ад.

– Эй, ты чего? – позвал Шевцов.

Кот не слышал. Он обошел большие, тяжелые бетонные глыбы, установленные перед шлагбаумом, – те самые, что должны защищать блокпост от попыток прорваться на скорости и которые сейчас были сдвинуты, расколоты и покрыты копотью. Рядом все еще дымились остатки взорвавшейся «шишиги» – ГАЗ-66, управляемого неизвестным смертником. Никто тогда и не понял, что это было. Что за нападение, кто за ним стоял? Откуда взялись десятки головорезов, полезших вдруг на хлипкое укрепление с окрестных гор? Все же знали – война давно закончилась, а контртеррористическая операция не предполагает открытых боевых действий. Все думали, что бандитов ловко перехватывают на тайных тропках бойцы специализированных отрядов, а их дело на блокпосту – проверять редкие автобусы с пьяными и довольными сноубордистами, даже не задумывающимися об опасностях этих мест.

Он и сам не задумывался. Где-то на бессознательном уровне он стремился забить в себе мрачное и темное прошлое, туго переплетенное с Зоной. Страшные, враждебные человеку места, покалеченный Гвоздь, прикованный к несвежей постели, вся эта тоска и безжизненность куда-то исчезли, едва пришла повестка в военкомат. Многие пытаются избежать призыва – но только не он. Повестка казалась ему путевкой в другие, экзотические, страны – да так оно по сути и было. Кому как – а ему все здесь давалось легко – что боевая подготовка, что обретение собственного места в стае. Наверно, сказывалось суровое детство в «предзоннике», приучившее к преодолению трудностей и неизменной аскезе. Он уже начал думать, что стал таким, как все, и ребята думали так же.

Они все были как на подбор – как в пропагандистском кино про дружную армейскую семью. Скажете, так не бывает? Можете оставаться при своем мнении. Но в этом недельном стоянии на блокпосту он ощущал себя, как на курорте, в окружении лучших друзей. Или в пионерском лагере – для тех, кто знает, что это такое. Служба воспринималась не в тягость, скорее как дополнительное развлечение, бонус к высокогорному отдыху. В перерывах между нарядами Миха Стратокастер бренчал на раздолбанной гитаре, и все дружно голосили любимые песни, преимущественно искаженные до неузнаваемости и обильно сдобренные фривольностями. Стас Хмурый метал картишки, и, хотя играли не только на интерес, до поножовщины ни разу не доходило. Миха Шпион тайком царапал что-то в раскисшей от дождей тетради, и говорили, что пишет он то ли стихи, то ли роман из армейской жизни. Жаль, не довелось почитать, небось многое удалось бы про самого себя выяснить. Отцы-командиры сильно не досаждали, а собственный комод, сержант Перебейнос, хоть и был суров, но не стремился непременно оправдать фамилию перед подчиненными. До того дошло, что Кот сам едва книжки читать не начал, даже о поступлении в институт задумался – после дембеля, естественно. И ему бы насторожиться тогда – потому как так не бывает, что-то подозрительно тихо и радужно складывается. Но он просто жил – бездумно и довольно, как медуза в привычной среде. Но длилось это недолго.