Офсайд 3 - Алекс Джиллиан

– Они не будут Джейсоном, – произнесла с горечью Белла; ее глаза наполнились слезами. – Мне нужно знать, почему эта сука стреляла в него.

– Я не знаю, где сейчас Лекси Памер, – покачал головой Лайтвуд. – Прости.

– Значит, я сама выясню. Спасибо, дядя. – Девушка сжала губы, толкая Генри, и решительно направилась к выходу.

Проводив ее взглядом, Лайтвуд тяжело выдохнул. Он любил эту девочку, как родную дочь. Она выросла на его руках. Выросла достойной личностью. Способная, смелая, гордая, жёсткая там, где нужно. И такая же страстная. Влюбчивая. Лайтвуд знал Беллу хорошо и не сомневался в том, что она вскоре забудет Доминника. Но даже если бы это было не так, Лайтвуд ничего бы не изменил ради целостности сердца племянницы. Джейсон был обречен изначально. И то, что он польстился на Беллу, только ускорило процесс. Ему не удалось бы причинить боль Лайтвуду с помощью Изабеллы, а Доминник стремился именно к этому. Просчитался сученыш, потому что его больное место не Изабелла Прайс, дочь его сводного брата, рожденного от первого брака отца, который умер от рака в возрасте сорока трех лет, оставив трехлетнюю дочь Лайтвуду.

Правда заключалась в том, что Генри любил Орсини больше. Его одержимость этим парнем перешла все границы. Лайтвуд больше не понимал, что еще сделать, чтобы удержать Дино рядом с собой. Точнее, привязать к себе… Заставить испытывать чувства, отличные от отвращения и ненависти. Первый шаг сделан. Лайтвуд больше не будет шантажировать Орсини ребенком. Девочка может жить с ним. Ей найдут няню, чтобы не дрыгалась под ногами, когда Лайтвуд будет навещать любовника.

Дино отказывался от встреч с Генри следующие несколько недель. Ровно столько, сколько было нужно для определенной цели. Орсини не прятался. Просто каждый раз, когда Лайтвуд приезжал, его не оказывалось дома, не было в офисе, а если им доводилось пересекаться по деловым вопросам, то у Дино всегда маячила следующая важная встреча, которую нельзя было отложить. Лайтвуд медленно закипал, балансируя от отчаяния до бешеного гнева, к которому примешивалась гремучая ревность. Ему казалось, что он уже видел в глазах Дино такое выражение, когда в его жизни появлялись женщины. Загадочное, самодовольное выражение, скрытый триумф, сладострастие, насмешка. Ему нравилось дразнить Лайтвуда, причинять боль. В последнем пункте они были солидарны друг с другом.

И так, в агонии и напряжении, проходили последние две недели жизни Лайтвуда, который засыпал любовника угрожающими звонками и электронными письмами, который в итоге сменялись мольбами и признаниями, а потом шли вновь угрозы и оскорбления.

И какого же было изумление Генри, когда Орсини все-таки ответил на одно из писем. Точнее, он написал сам. Словно не читал всей этой грязи и гадости, которой заваливал его Лайтвуд.

«Не злись. Мне нужно было подумать, Генри. Я не отвечал, игнорировал твои звонки и попытки встретиться со мной именно по этой причине. Так много событий в нашей жизни, правда? Столько причин для ненависти. Но последнее совместное дело открыло во мне нечто новое. Я пересмотрел некоторые вещи. Я увидел тебя не как эгоиста, самодура и извращенца, а как равного себе, напарника, близкого по духу.

Я хочу признаться тебе…

Это сложно. Я слишком горд, чтобы говорить, что ты все-таки одержал верх надо мной. Я сдаюсь, Генри. Ты мне нужен больше, чем я хотел себе признаваться.

Но это случилось не вчера.

Помнишь, год назад я подарил тебе часы после получения диплома?

Я… купил себе такие же. Романтичная дурь, скажешь, но я молод и не так циничен и порочен, как ты.

Я загадал тогда, что если ты наденешь мой недорогой подарок, то значит, я действительно для тебя нечто большее, чем твоя постельная прихоть.

Но ты не надел, и я снял свои. Мне казалось, что ты предал меня, плюнул в душу. Вот почему мое отношение к тебе с каждым днем становилось все хуже.

Ты так часто говоришь и пишешь, что любишь меня.

Генри, я готов поверить тебе. Готов ответить тебе взаимностью. Я даже готов смириться с твоими нездоровыми пристрастиями к юным мальчикам. Верности не требую.

Если ты не лжешь и не играешь. Если я для тебя действительно что-то значу, то ты наденешь мой подарок, чтобы я понял… Знак, тайный символ для нас. Как обручальные кольца. Я надену свои часы.

Я буду ждать тебе завтра. Город Гранада в Никарагуа, отель Дарио. Номер триста три. Я заеду с утра и пробуду до обеда.

Если ты не приедешь, то все останется по-прежнему между нами.

Холодная война и сопротивление.

Прошу тебя об одном: будь искренен и честен с самим собой в первую очередь. Не играй с нами. Это больно. Я не подписываюсь, потому что сейчас в твоей власти решить, кем я для тебя буду».

***

Никарагуа. Гранада.

Дино Орсини курил на балконе, задумчиво глядя вдаль, за линию горизонта. Опираясь локтями на перила, он улыбался своим мыслям. Расслабленно, рассеянно. Группа молодых женщин у бассейна, заметив молодого красавца, замахала ему руками. Он ответил им чувственной ленивой улыбкой. Затянулся сигаретой, выпрямляясь. Белая футболка натянулась на мускулистых плечах. Он не выглядел мощным, скорее худощавым, но его стройное тело было ухожено и подтянуто. Каждая мышца находилась там, где и должна быть.

Дино Орсини любил себя. Несмотря на то, что ему пришлось пережить.

Но он не любил людей, который входили в его жизнь без спроса. Не любил жадных взглядов, который преследовали его повсюду. Но мысль о том, чтобы как-то испортить свою внешность, никогда не приходила в голову. Потянувшись, как грациозный тигр, Дино снова прошелся взглядом по скучающим девицам, которым его внешние данные пришлись по вкусу. Но они его не интересовали. Скучающая улыбка тронула чувственные губы, когда он сунул руку в задний карман синих джинсов, доставая часы и щелкая браслетом на запястье. Потерев пальцами покрытый недельной щетиной подбородок, Дино снова затянулся, наблюдая, как черный Бугатти приближается к отелю.

Когда дверь номера хлопнула, Дино покинул балкон и пошел встречать гостя, которого ждал всего… он взглянул на часы… час и пятнадцать минут.

Лайтвуд, как всегда, был официален. Рубашка, жакет, брюки, кейс. Зачем ему кейс? Дорогая обувь, сшитая в одном экземпляре. Рукава рубашки были закатаны, и Дино с удовлетворением заметил, что Лайтвуд оправдал его надежды и ожидания. Дешёвые часы вносили некий диссонанс в образ миллиардера. Но кого волновали детали, когда задеты самые глубокие чувства, которые способны были испытывать друг к другу двое мужчин, уставившихся друг на друга в напряженном молчании. Взгляд Лайтвуда был горячим, он поедал молодое тело Дино, его руки, покрытые татуировками, за которые он когда-то беспощадно избил его до полусмерти. Рисунки на теле не привлекали педофила. Ему нравилась нежная юная кожа. Генри недовольно фыркнул, заметив щетину на лице любовника. Он понимал, что Орсини делал это специально.