Безобразная Жанна - Кира Измайлова

– Сумею, пожалуй, если потренируюсь, – кивнула я, разглядывая себя в тусклом зеркальце, которое подсунула мне Леата. – Но у нас остались еще драгоценности, не так ли?

– Остались! На корабле они остались, – проворчала она. – И платья праздничные тоже… Ох, ведь наделаете вы ошибок, как пить дать! Придется с вами отправляться… А, оно и к лучшему, чем по берегу тянуться несколько дней, морем я до столицы всяко быстрее доберусь… Возьмешь с собой, госпожа?

– Конечно, – улыбнулась я.

Деятельная Леата мне нравилась, а что она управляет веселым домом… пустяки, право слово! У меня и так команда как на подбор: бродяга, контрабандист, бывший пират…

– Это хорошо! – потерла она пухлые ручки. – Надо еще вам показать, как ходить правильно, а на палубе оно лучше всего выйдет, качает сильно, вот и приспособитесь… хм-хм… правильно себя держать да бедрами колыхать. Главное, запомните: показать кончик туфельки – это ужас до чего неприлично, это, считай, приглашение мужчине задрать вам подолы повыше! С руками то же самое… перчатки не забывай, госпожа. Знатные шонгори всегда их носят, а уж тэшди – непременно! Служанке можно и обойтись, но если и у нее руки будут закрыты, это еще больше почета господам: мол, даже слуги у них не утруждаются! Ясно?

– Пока да, – кивнула я. – А кольца-браслеты надевают поверх перчаток?

– Именно так, – кивнула Леата. – Ну… за столом тебе, госпожа, сидеть не придется, разве что в сторонке. У шонгори не принято, чтобы жены вместе с мужчинами трапезничали. Подавать на стол – на то рабыни есть, а дар-мори и эр-мори едят на своей половине. Да и все равно – при чужом мужчине покрывало поднимать нельзя!

– Вот и славно, – кивнула я, потому как о застольном этикете шонгори знала не так уж много, как-то не было нужды выяснять все тонкости.

– Да… самое большее – ягодку какую-нибудь под покрывало сунуть можно, – продолжала Леата, – если супруг дозволит. А вот водички попить – это изволь выйти, да не одна, а со служанкой… а лучше двумя. Еще через соломинку можно.

– Я уже поняла, – улыбнулась я. – Тебе лучше побыть с нами, не то мы непременно упустим какую-нибудь мелочь, а они всего важнее, как Рыжий говорит!

– Вот и прекрасно, госпожа, – довольно сказала она. – Оплата… видно будет. Пока довольно, а там уж поглядим, сколько времени это займет. Я свое дело знаю, помочь готова, но не в ущерб ремеслу. С другой стороны, от ремесла нынче сплошной убыток, потому как…

– О чем ты?

– Король нынешний веселые дома ой как не любит, – сообщила Леата, присев на минутку. – Почему – никто не знает, но… Прежде мы спокойно жили, платили сколько потребно и уж без клиентов не сидели. А теперь проверки что ни день: то девиц больше, чем в прошлогодней грамоте указано, то меньше, то три белобрысые вместо двух… а что это одна волосы вытравила, не объяснишь. Словом, то одно не так, то другое, и за каждый чих изволь штраф уплатить! А уж если кто пожалуется, вовсе пиши пропало. Так два дома уже разорились в прошлом году, я чуть не половину их девиц к себе забрала, прислугой для начала, не пропадать же им… – Она перевела дыхание. – Сама понимаешь, госпожа, в веселые дома не от хорошей жизни идут. Кого нужда заставила, кого продали, кого обманули. Но я-то помню, каково это, так что выкупиться у меня девицы могут, мешать не стану. Еще и место найти помогу, я ж их знаю как облупленных: какая на руку нечиста, какая забывчива, какая к чему способна…

– И частенько у вас выкупаются? – подала вдруг голос Медда.

– Случается, – пожала плечами Леата. – Но раз на раз не приходится. Одна копила-копила, откупилась, ушла… через год – здрасьте-пожалуйста, снова она на пороге! Привыкла настолько, что не может иначе жить… А возраст уже не тот, чтоб работать-то… Ну, взяла ее помощницей, сейчас она за другим домом досматривает, к делу способная оказалась, такими разбрасываться не след, – добавила она. – Опять же, с малолетства в нашем деле, изнутри его знает, девиц и клиентов насквозь видит… Вот состарюсь я, она меня заменит! А к другой морячок повадился, вроде Клешнявого, только совсем доходящий – еле-еле деньжат наскребал раз в три месяца, чтоб свою ненаглядную увидеть. А ей без него тоже невмоготу, сидит, в окошко глядит, не идет ли, да ревмя ревет. Ну… махнула рукой, отпустила ее за так, все равно проку никакого.

– И что вышло? – с интересом спросила я.

– Да ничего особенного. Он с корабля в рыбачью артель ушел, она дома с малышней возится. Непременно раз в неделю корзину свежей рыбы нам приносят, – усмехнулась Леата. – Тому уж скоро десять лет, их старший сын рыбу-то таскает. Давно откупились, считай, ан поди ж ты…

– Тяжелое ремесло, – сказала Медда, подумав.

– У тебя тоже не из легких. И ты сама сказала, что ржаную муку от пшеничной с одного взгляда отличаешь. Так и я с девицами: сразу видать, какая на простой хлеб годится, какая на праздничный пирог, а какую лучше сразу выкинуть, чтобы квашню не испортить. Ну да что-то мы отвлеклись! – спохватилась Леата. – Давайте-ка про то, что женщинам у шонгори делать запрещено…

К концу дня Медда усвоила, а я освежила в памяти, что женщинам у шонгори запрещено практически все, особенно если это знатные дамы. Служанкам, само собой, положено было готовить, стирать, убирать, шить, прясть и ткать, пасти скот… и ублажать господ, конечно же. Женщины рангом повыше развлекались рукоделием, чтением и беседами… и ублажением господ. За детьми опять же досматривали служанки.

Клянусь, я умерла бы от безделья, угоди я в такой курятник!

Правда, добавила Леата, вдобавок эти дамы обожали интриги (не иначе от скуки), и уж тут нужно было держать ухо востро: в ход шел и яд, и оговоры, и заговоры, и даже колдовство, а на какие хитрости пускались женщины, чтобы уговориться с кем-то со стороны, даже в сказке не описать!

Тут я покосилась на топорик, а Рыжий, слушавший нашу беседу – это происходило уже на палубе «Ястреба», вышедшего в открытое море, – захохотал.

– Хозяйка живо вырубила бы этот цветничок под корень! – проговорил он сквозь смех. – Тьфу, женщина, что ты творишь?!

А это Леата накинула ему на голову длинный кусок материи и велела:

– Чем гоготать как гусак, лучше попробуй накрутить тюрбан, как тэш, а не как распоследний козопас! А пока стараешься, слушай меня да запоминай…

– Слушаю, слушаю и повинуюсь… – Рыжий подумал и принялся сноровисто обматывать голову, так и оставшуюся темно-бурой, серебристо-голубой тканью.

– В экипаж… вы же в столице наймете экипаж, не на носилках поедете? – уточнила Леата. – Так вот, мужчина садится первым, слуга ему помогает. Ян? Слышал?

Лесовик молча кивнул. Он сидел у борта и разглядывал волны. Кажется, его мутило, и немудрено: он впервые оказался в море, да не у берега…

– Помогает, держит плащ, потом залезает сам, – продолжала она. – И только следом садится тэшди. И упаси тебя Создатель, Рыжий, подать ей руку! Ей поможет служанка, а потом вскарабкается сама. И сядет, как и Ян, у ног госпожи! И вам еще надо научиться проделывать все это так, – добавила Леата, – чтобы никто даже кончика туфельки госпожи не увидел!