Мы сгорим вместе. Сводные. - Маргарита Аланина

- Зато комп всегда под рукой, - парирует с широкой улыбкой.

- Юль, по скольким городам тебя Олежик протащил? – спрашивает Демьян.

Мороз стягивает кожу. Демьян сейчас похож на айсберг, от которого бешено веет холодом.

Боже, мне хочется нагнать недавнюю легкость, вцепиться и силой оставить с нами.

- Не считала, - пожимаю плечами. –По два-три месяца в одном в течении трех лет, посчитай, если интересно.

- Каждый бы Олежке в глотку запихать, - ядовито шипит сын мачехи.

Папу Демьян не «разглядел». И не собирается. При этом открыто не оскорбляет. Мимикой и интонацией презрение показывает.

Может, со временем потеплеет…?

Не отвечая на выпад, заталкиваю в себя второе – пюре и котлету.

В гробовой тишине слышен звон ложек за соседними столиками, голоса студентов. Какофония в столовой не глушит неумолчный рокот во мне.

Не могу. Еда в горле встает булыжниками. Отставляю поднос и киваю всем.

- Я провожу.

Демьян поднимается вместе со мной, ловит, руку не давая уйти. Разряды тока отдаются глухим эхом в теле. Уже не так, как в начале обеда.

Тяжелее…

Вдыхаю полную грудь густоты напряжения между нами и подхватываю сумку.

- Я не изменю отношения к Олеже, - звучит как ультиматум.

- А я не хочу каждый раз при упоминании моего папы в твоем присутствии мечтать переместиться в другое место!

- Я держу себя в руках. Я, черт возьми, смирился с тем, что он живет у нас. Игнорю его девяносто процентов времени, ничего другого он не заслужил и не получит, - сухо обрубает и сжимает мою руку до хруста.

- Полегче, Дем, - дергаю рукой. – Почему ты так относишься?

Ослабляет тиски.

- На всё есть причина.

Я успеваю заметить намек на подавленность в зеленых глазах до того как Дема прикрывает веки. Собирается с мыслями. Собравшись, резко опускает грудь на выдохе, едва различимо хмурится и осторожно проводит большим пальцем по моему запястью.

- Я понимаю, что их брак стоит костью у тебя в горле, но ты мог бы мог попытаться. У них же всё серьезно, тебе придется рано или поздно изменить отношение, - доношу надломлено.

- Юль, не надо лезть в это… - просит почти беззвучно.

Легко сказать. Мои нервы уже растянуты донельзя. Будто ещё немного и они лопнут, но нет. Каждый раз я ошибаюсь, когда так думаю. Они растягиваются и адаптируются.

Я устала адаптироваться и «не лезть». Я, черт подери, устала жить в паутине.

- Что значит не лезь? Назови причину и тогда я пойму!

- Крайнова, не надо. Просто не надо, - мученически выталкивает.

От меня не утаивается боль и необъяснимая обреченность в голосе. Я пугаюсь, потому что надо…надо докопаться до причины. Я же помню, что у папы, Вики и Демы есть какая-то тайна. Неужели это касается меня? Или всё-таки относится к отцу бывшего семейства Покровских?

Хочу потребовать объяснений, но встречаюсь с воспаленным от боли взглядом Демьяна, и осекаюсь. Если секрет касается меня, то я не готова его услышать.

Я не готова к новой порции боли….

И к боли Демьяна я не готова.

- Ты придешь на ужин? – спрашиваю хрипло.

- Нет. А тебе удачи в цирке, - цедит сквозь зубы.

Завожусь на глазах. Дергаю рукой, чтобы освободиться.

- Отлично, - вторю ядовитому тону.

Мне же лучше. Не придется краснеть, бледнеть и гадать, что выкинет Демьян. Я сама идти не сильно хочу, но по папе соскучилась. Может, улучу момент и спрошу у папы, что за тайны Мадридского двора. Если буду готова…

Доходим до моей аудитории под дыхание друг друга.

Демьян круто разворачивает меня к себе лицом. Въедается взглядом, полным сожаления. Жар в теле превращается в лед. Слепота от солнечного света проходит, я снова в паутине….

Что произошло? Что изменилось за один разговор?

Что-то крутится в голове, зудит под кожей. Что-то темное и болезненное.

Мне каждый раз приходится вставать на носочки, чтобы потянуться до губ Демьяна. Сейчас не делаю даже попытки. Утыкаюсь лбом к плечу Демьяна и шепчу:

- мне пора на пару.

- Последний поцелуй.

Оттесняет к стене, медленно вдыхает и прижимается лбом к моему. Я зажмуриваюсь, прислушиваясь к дрожи в теле.

- Нет, - перекрываю доступ к своим губам ладошкой.

Демьян без игривости зубами скребет по моей ладони и защипывает кожу.

- У тебя дурная привычка кусаться, Покровский, - шиплю, одергиваю руку и трясу ей в воздухе.

- Крайнова, у меня их вагон.

- Самокритично. Какие?

- Ты просто не была в моей комнате, - смеется, а глаза остаются пугающе серьезными.

Я провожу ладонями по широким плечами, подушечками пальцев веду по ярким скулам и касаюсь губами впадинки у основания шеи.

- Мне пора на пару.

- Юль, последний поцелуй, - с надломом.

Проползаю по стенке, не смотря на Демьяна. Он ловит меня за руку. Вырываться бесполезно, держит мертвой хваткой.

- Дем, давай после пар поговорим и поцелуемся? – гневно выплевываю.

- Нет. Здесь и сейчас.

- У меня пара как бы.

- Забей на неё, Юль.

- Дем, что происходит? Или говори, что у тебя за приступ «здесь и сейчас», - пальцами изображаю кавычки, - или отложим всё до вечера. Хочешь можешь приехать.

Голова раскалывается, настроение рухнуло ниже некуда. Закрыться бы дома с кучей вредной еды и обдумать всё. Дать сотне вопросов волю всласть дробить внутренности…

- А почему нет? Зачем упускать момент, – Демьян пронизывает тяжелым взглядом, словно душу выворачивает.

Злость отравляет мысли. Действительно, а почему не здесь и не сейчас? Почему я думаю о том как бы потактичней отдать проклятую бумажку, а он не церемонится со мной? Обдает то кипятком, то холодом как ему заблагорассудится.

Спускаю сумку с плеча и расстегиваю замок одной рукой. Запускаю руку в сумку, чтобы достать тетрадь, и сразу одергиваю руку. Я не смогу. Не смогу.

- Отпусти руку, пожалуйста, - прошу спокойно.

Демьян вместо этого тянет меня на себя. Пользуется ситуацией и захватывает губы в чувственный плен. Не сносит ураганом, а медленно пьет меня и мое дыхание. Мир теряет краски, вкус Демьяна заменяет всё.

Прикрыв